Бунт на «Кайне»

ДОРОГОЙ ВИЛЛИ!

К тому времени, когда ты прочтешь это письмо, меня скорее всего уже не будет в живых. Извини, что пугаю тебя, но, полагаю, вряд ли существует какой-либо иной, более приятный способ сообщить такую новость. Мои давние проблемы с пальцами ноги приобрели весьма тяжкий характер — это злокачественная меланома. Прогноз плох на все сто процентов. Я уже давно знал об этом и предполагал, что, возможно, умру летом. Но процесс стал развиваться гораздо быстрее. Сейчас, когда я пишу письмо (за два дня до твоего отъезда), я уже должен быть в больнице, но поскольку надежды нет никакой, я решил лечь туда попозже, чтобы не портить последние дни твоего отпуска. Я постараюсь потянуть до того времени, как узнаю, что ты отбыл из Сан-Франциско. Мать еще ни о чем не знает. Думаю, что проживу еще не более трех-четырех недель.

Я несколько не дотянул до «возраста средней продолжительности жизни», как его определяет статистика страховых компаний, и не могу сказать, что готов к смерти, но это только потому, что достиг в жизни немногого. Я оглядываюсь на свою жизнь, Вилли, и вижу, что ценного в ней было мало. Твоя мать была прекрасной женой, и по этому поводу у меня нет никаких сожалений. Но мне кажется, что я прожил второсортную жизнь — не только по сравнению с жизнью моего отца, но и с точки зрения моих собственных возможностей. У меня были хорошие задатки к научно-исследовательской работе. Но когда я полюбил твою мать, я решил, что не имею права жениться, если не получу хорошей практики в богатом районе. Я планировал за десять-пятнадцать лет такой работы поднакопить денег и затем вернуться к исследованиям. Я действительно считаю, что мог сделать нечто существенное в области лечения рака. У меня была теория, или, точнее, идея, которую я пока не мог четко изложить, для этого потребовалось бы года три систематических исследований. До сего дня это еще никому не приходило в голову. Я следил за научной литературой. Мое имя могло бы стать столь же славным, как и имя моего отца. Но сейчас у меня нет времени даже для того, чтобы вкратце изложить ход исследований. Самое ужасное, сейчас я понял, что если бы я настоял на своем, твоя мать поддержала бы меня и вела более умеренный образ жизни на более скромные доходы.

Но в моей жизни были и приятные моменты, я могу честно в этом признаться. Я любил читать, любил играть в гольф, в этом отношении я получил все, что хотел. И дни летели слишком быстро.

Жаль, что я не знаком с твоей девушкой. Мне кажется, что она или флот, или и она, и флот, оказали на тебя очень хорошее влияние. И, поверь мне, Вилли, это самая радостная мысль, которую я унесу с собой в больницу. Из чистой лености я позволил нашим с тобой отношениям — как и многому другому в жизни — развиваться без всякого моего участия, возможно, потому, что твоя мать слишком жаждала взять на себя всю полноту забот о тебе. У нас больше не было детей, и это плохо. Нам просто не повезло. У твоей матери было три выкидыша, о чем ты, наверное, не знаешь.

Я скажу тебе любопытную вещь. Мне кажется, что я о тебе более высокого мнения, чем мать. Она считает тебя беспомощным малышом, о котором надо заботиться всю жизнь. Но я понял, что хотя ты кажешься достаточно избалованным и мягким, сердцевина у тебя крепкая. В конце концов я вижу, что ты всегда вертел матерью, как хотел, в то время как мать полагала, что полностью управляет тобой. Не думаю, что ты делал это намеренно, однако, все происходило именно так.

До этой истории с флотом у тебя в жизни не было никаких серьезных трудностей. Я внимательно наблюдал за тобой во время твоей истории с сорока восемью недостатками. Она имела комический характер, но это было настоящее испытание. Ты выдержал его достойно.

Возможно, потому, что я знаю, что никогда больше не увижу тебя, Вилли, я могу позволить себе некоторую сентиментальность. Мне кажется, ты похож на всю нашу страну — молодую, наивную, избалованную и изнеженную изобилием и удачей, но обладающую при этом внутренней твердостью, крепкими и здоровыми корнями. Наша с тобой страна — страна пионеров, и эти, вновь прибывшие к нам: поляки, итальянцы, евреи — вместе с теми, кто поселился здесь ранее, у всех есть смелость и инициатива, чтобы двигаться вперед, чтобы стремиться сделать свою жизнь лучше в этом новом мире. На флоте тебе придется встретиться с массой молодых людей, большинство из них, смею сказать, покажутся тебе людьми довольно низкого уровня, если судить по твоим меркам. Но я готов побиться об заклад — хотя и не доживу до того, чтобы увидеть результаты, — они создадут самый великий военный флот в мире. Думаю, что и ты станешь хорошим морским офицером. Возможно, на это потребуется долгое время.

Я говорю это не для того, чтобы критиковать тебя, Вилли, я и сам достаточно изнежен. Возможно, я ошибаюсь. Может, ты вообще никогда не станешь морским офицером. Может, мы проиграем войну. Но в это я не верю. Я уверен, что мы победим, и ты возвратишься с большими почестями, чем сам ожидаешь.

Я знаю, ты разочарован, что тебя послали на «Кайн». Сейчас, увидев его, ты, возможно, даже испытываешь отвращение. Но запомни: до сих пор все развивалось так, как ты хотел, и вся твоя инфантильность — от этого. Нужно, чтобы ты сам мог пробить каменные стены. Полагаю, на «Кайне» у тебя их будет предостаточно. Я не завидую той жизни, которая тебе предстоит, но завидую той силе, которую ты в результате приобретешь. Если бы у меня в юности было хотя бы одно такое испытание, я не умирал бы неудачником.

Это жестокие слова, но я их не вычеркну. Они не причиняют слишком большую боль, кроме того, я не хочу более вымарывать их своей собственной рукой. Со мной все кончено, но эти последние в моей жизни слова останутся с тобой. Если у тебя все будет хорошо, тогда в том мире, если он существует, и я познаю какой-то успех.

Насчет того, что тебе выбрать — пение или сравнительное литературоведение: когда война окончится, твои взгляды могут совершенно перемениться. Не раздумывай понапрасну по поводу далекого будущего. Сконцентрируйся на настоящем. Какую бы задачу ни поручили тебе на «Кайне», помни, что выполнение ее требует от тебя всех сил. Это и есть твой путь к победе.

Удивительно, как мало, оказывается, должен я сказать в этих последних словах. Я должен был бы исписать еще дюжину страниц, но мне все же кажется, что ты и сам можешь достойно пройти свой путь, — потому что в ином случае любые мои слова не будут иметь смысла, смысл им придаст твой собственный опыт. Запомни, если можешь: самое ценное в жизни — время. Тебе, наверное, кажется, что у тебя его — неисчерпаемые запасы, но это не так. Потраченные впустую часы разрушают жизнь в ее начале точно так же, как и в конце, только в конце это становится понятнее. Пользуйся временем, пока оно у тебя есть, Вилли, чтобы сделать из себя что-то стоящее.

Религия. Боюсь, мы не много дали тебе в этом отношении, потому что и сами были небогаты этим. Но, думаю, перед тем, как лечь в больницу, я все же вышлю тебе Библию. В Библии много сухих и неинтересных мест, где говорится об иудейских войнах и обычаях, и они могут оттолкнуть тебя, но ты совершишь ошибку, если отвергнешь Ветхий завет. Это, мне кажется, сердцевина всей веры, и одновременно в нем полно обыкновенной житейской мудрости. Ты должен обрести способность понимать ее. Но на это требуется время. А пока пусть хотя бы слова станут для тебя знакомыми. Ты об этом никогда не пожалеешь. Я пришел к Библии, как и ко всему в жизни, слишком поздно.

Теперь насчет денег. Я оставляю всю собственность твоей матери. Душеприказчиком назначен дядя Ллойд. Тебе я оставлю страховой полис на десять тысяч долларов. Если ты решишь жениться или продолжить образование, этого должно хватить для осуществления твоих планов. Деньги — вещь приятная, Вилли, и на них можно купить почти все, кроме работы, которую ты действительно хочешь иметь. Но если ты растратишь свое время просто на удобную жизнь и забросишь призвание, ты ничего не выиграешь от такого обмена. Останется внутреннее беспокойство, которое отравит все.

Ну вот, Вилли, уже три часа ночи, если судить по моим старым настольным часам в кожаном футляре. В окно библиотеки глядит ущербная луна, и пальцы онемели от писанины. Нога болит дьявольски. Меня ждут снотворное и постель. Боже, благослови барбитураты.

Позаботься о матери, если она доживет до глубокой старости: будь добр к ней, когда вернешься с войны достаточно сильным, чтобы вырваться из-под ее опеки. У нее много недостатков, но она добра, и она всегда по-настоящему любила нас с тобой…