Например, большинству людей Запада никогда не придет в голову: золотые рыбки — это товар для демонстративного потребления в традиционной китайской культуре. Наличие большого аквариума в фойе или искусно украшенного пруда на заднем дворе — примерно такое же хвастовство, как поездки на работу в лимузине Rolls-Royce Silver Phantom. Причудливая анатомия современных пород китайских золотых рыбок есть результат этой конкуренции, так как потребители стараются переплюнуть друг друга, культивируя все более экзотические мутации. «Ситцевые водяные глазки» и «черная львиная голова» — эти несчастные уродцы — являются продуктом такой гонки навстречу проигрышу.
Рестораны — вот места, где китайская культура предстает во всей красе. Там никто и не думает интересоваться ценами, так как «материальные» заботы такого рода — удел низших классов. Западные гости нередко смущают своих китайских хозяев, заказывая к тому или иному блюду рис — практика, обычная для Северной Америки, но нетерпимая в среде богатых азиатов. Крестьянская пища — такая как соевый творог тофу — абсолютно неприемлема, хотя существуют блюда, хитро (и дорого) имитирующие тофу для тех, кому очень нравится его вкус. И разумеется, еще существует знаменитый суп из акульих плавников — блюдо, которое, в общем-то, никому не нравится, но за которое люди готовы платить огромные деньги именно потому, что это блюдо такое дорогое. Трудно найти более яркие примеры конкурентного потребления.
Если уж на то пошло, то отличительной характеристикой Запада является постоянное наличие антиконсюмеристских ценностей. Даже если не принимать во внимание аскетические наклонности христианской традиции, контркультурное движение 1960-х оставило большинство западных обществ с очень строгим табу на старомодную статусную конкуренцию. В большинстве других частей мира, в том числе в Азии, такое табу отсутствует, что сразу бросается в глаза и объясняет настоящее процветание потребительских ценностей в этих местах. Жители Запада часто и с гордостью рассказывают своим китайским знакомым, как мало они заплатили за свои часы, одежду или автомобиль. Это неизбежно вызывает разочарование. В Азии, напротив, цель состоит в том, чтобы рассказывать всем, как много вы заплатили за эти вещи.
Еще в 1959 году Алан Уоттc признал: та версия дзен-буддизма, которую усвоили битники, имела мало сходства с настоящим дзен-буддизмом. В своем эссе «Битнический дзен, академический дзен и просто дзен» (Beat Zen, Square Zen and Zen) он выразил озабоченность тем, как древний способ освобождения личности превратился в карикатуру, в повод для того, чтобы быть «крутым псевдоинтеллектуальным хипстером, ищущим приключений, бросающимся дзенскими высказываниями и джазовым жаргоном, лишь бы оправдать свои выпады против общества, которые на самом деле лишь циничная эксплуатация других людей». Уоттса волновало то, что небрежная и своекорыстная интерпретация классических текстов используется, чтобы оправдывать «полностью эгоистичное богемное поведение». У него действительно были причины для беспокойства.
В ряде хорошо известных фрагментов дзен-буддистской литературы спокойное благодушие однозначно ставится превыше благочестия. Дзенский мастер Лин-Чи писал: «В буддизме нет места усилиям. Просто будь обыкновенным, будь простым. Ешь свою пищу, освобождайся от съеденного, освобождайся от выпитого, а устав, ложись и отдыхай. Невежды могут потешаться надо мной, но кто мудр, тот поймет меня». А один из самых старых стихов дзен рекомендовал: «Если хочешь познать истину, не заботься о том, что есть добро и что зло. Противоречие между добром и злом — это болезнь ума».
Из этих двух цитат легко понять, почему увлечение дзен-буддизмом может привести к тому, что Теодор Роззак называет инфантилизацией. Отрицание правил и понятий о правильном и неправильном, показная приверженность принципиальному безразличию, апатии и валоризации элементарных телесных функций — все это подпитывает «угрюмую несговорчивость юности» и подталкивает к мысли о потребности в неограниченной свободе. Проблема в том, что метафизический индивидуализм дзен, согласно которому не может быть конфликта между индивидуальными натурами, поскольку все они происходят от Матери Дао, был интерпретирован адептами контркультуры как художественное и социальное кредо «делай что хочешь» или «все проходит». Битнический дзен-буддизм может запросто выливаться в обыкновенную подростковую неприветливость и агрессивность, подкрепленную доверием к азиатской экзотике.
Впрочем, по мнению Роззака, в общем-то не имеет значения, верно ли контркультура истолковывает дзен-буддизм. Вопрос о правильности интерпретации учения не важен, ибо по-настоящему имеет значение то, что они считают: дзен-буддизм им нужен.