Бунт поссумов

– Мои предки были храбрые воины, которые шли с почти голыми руками на твоих, вооружённых огнестрельным оружием, милейший Аллан, – засмеялся Сидней, – А то, что некоторые из них отдавали предпочтение человечине, так в чём дело? Спроси босса и он тебе ответит, что не видит разницы между людоедами и тобой за куском говядины на тарелке.

– Ты прав, Сидни, – охотно подтвердил убеждённый вегетарианец Арчи.

– Так можно дойти до того, что и растения грех поедать – тоже живые.

– Заметь, Аллан, что у растений мы съедаем либо их незначительные части, либо плоды, либо скоро всё равно обречённые вегетативные тела. Мы их не убиваем.

– Ты видел когда-нибудь хаку – наш боевой танец, Аллан? – спросил Сидней.

– Естественно. Что же я – не киви, что ли? Но это очень даже воинственное представление, Сидни. Иначе к чему высовывать свои языки аж до пупа, таращиться и орать при этом? Или я не прав?

– Не суть. «Все Чёрные» танцует хаку лучше прочих. Может от того, что они лучшие в рэгби? Гы! – дурковато хохотнул Сидни, – Или ты имеешь что-то против рэгби? Разве эта игра может существовать без агрессии?

– Слышал я, что жалкие остатки мориори пытаются сегодня обращаться в международные суды, чтобы добиться признания геноцида. Маори отказываются обсуждать всё это с мориори и признавать все эти события, – завершил свою мысль Аллан.

– Письменности-то не было ни у тех, ни у других, а эпистолярное искусство англичан не даст их самих в обиду никогда. Даже, если они за этим стояли, – усмехнулся Мориц.

– Ну, уж ты перегибаешь палку, Фоззи, – заметил Майкл Клируотер, коллега Морица по университету, ровесник Мило, – «Письменности не было», – пожхватил он. – Так можно и до расизма докатиться.

– Мыслишь шаблонами, коллега: раз немец, так склонен к фашизму, если не к нему, то – к расизму? Так – проще. Что же поделать с тем фактом, что они просто не имели письменности? А знаешь ли ты кто впервые создал концентрационные лагеря? К твоему разочарованию – не немцы, а досточтимая нация перших либералов – британцы. Успешно испытали их за полвека до немцев на бурах в Южной Африке – родственниках Мило. Сгноили там столько трудолюбивых фермеров, что этот факт был даже использован внутри самой Англии в качестве средства политической борьбы: одна партия обвиняла другую в военных преступлениях. Но об этом забыто. Всё как полагается.

– Да брось ты, – дружелюбно отмахнулся упитанный, рыжеватый, миролюбивого вида, слегка шепелявый Майк, запустив пятерню в курчавую шевелюру.

Мило не впервые показалось, что Майк имеет лёгкий иностранный акцент, особенно, если смущается.

– Пра-ва че-ло-ве-ка! Права-а-а человее-ека, права челове-е-ка! Лос деречос ума-анос! – гнусаво протянул вдруг Аллан.

– К чему это паясничанье в адрес святого? – вскинул брови Майкл.

– А вы знаете, ребята, откуда пошло это словосочетание «Права человека»? – спросил вдруг Фоззи, – Так называлась ложа, основанная оккультисткой мадам Дерёзм и означали эти слова лишь борьбу женщин за равноправие в масонских ложах. Консервативные масоны, естественно, возмущались. Позже теософ Анни Безан придала этому движению воинствующе-непримиримый характер. Обе они многое заимствовали у госпожи Блаватской.

– В нашей стране, к счастью, таких косных масонов больше нет, устарели, повывелись, – бросила Моника, – Уже лет тридцать назад три главных государственных поста у нас занимали женщины!

– А я ничего против англичан и не имею, – сказал вдруг Аллан Джейсон Дин, – Это я к тому, что они натравили маори на мориори. Мы сами – выходцы из шотландских переселенцев и даже, по-своему, до сих пор блюдём традиции якобитов в семье. Отец мой ещё тот якобит. Он себя и киви стопроцентным умудряется ощущать, и вздыхать по чистой линии династии Стюартов, в семнадцатом веке свергнутой.

– Поразительно! – воскликнул Арчи, – Мы, янки, совсем иные стали, а вам тут до сих пор свойственны некоторые странности. Похоже, вы себя доминионом всё ещё ощущаете.

– Ну, мой предок – редкое в наших краях исключение… Что же, выпьем «за джентльмена в чёрном жилете, за того кротика», как говорит иной раз папаша, – улыбнулся Аллан, наливая себе пива «Туи».

– Что это значит? – удивился Мило, – Не могу же я пить не понимая суть дела.

– Думаю, что кроме Аллана, тут все в твоём положении, Мило, – засмеялся Арчи.

– Некогда Уильям Третий скончался от воспаления лёгких, ставшим осложнением после его падения с лошади. А конь короля упал, провалившись в кротовую нору…

– А… – протянул Мило, не совсем улавливая мысль, – Значит, якобиты не любили этого короля?

– Именно так, Мило. Заморского короля, хоть и умного. И пили за «того самого крота».

В этот момент из сада вернулся Сидней с торжествующим видом:

– Почти готово! А ваши желудки как? – бодро спросил он, хотя был насквозь мокрым. В тот день лило с утра, а поскольку Арчи был убеждённым вегетарианцем и не выносил шашлычного духа, все приготовления шли в глубине сада. Сидней с Грегом были ответственными за шашлык и изрядно вымокли.