– Разве мой английский выговор столь плох? – спросил студент и тут же подумал, что вопрос его, очевидно, звучит глупо и жалко.
– А как Вас зовут, сосед мой?
– Мило фан Схотен, – нервно ответил студент-биолог.
– Здорово! – беспардонно расхохотался художник, – Вот это порадовали!
– Это чем же?
– Говорю же: звучит! А Вам ведомо, что Мило – это югославское имя, славянское?
– Да… – неуверенно промямлил студент, слышав когда-то давно об этом, – Но подобных имён в Голландии появилось немало.
– Так, Ваши предки не выходцы оттуда? Не от Тито сбежали?
– Нет, они – чистые голландцы. Просто мода на имена, знаете…
– «Мило» означает как бы «милый, добрый», гы-гы!
– Вот и хорошо, – голос Мило зазвучал уже обиженно.
– Я-то имел югославских предков в роду, хоть сам я – Алистер Бэйрд, гы-ы! Говорю всем, что в честь Кроули предки меня так назвали. И принимают за чистую монету, недоумки. А на самом деле достойнейшие родители мои и не ведали кто такой этот Алистер Кроули. И не до него им было: пахали как проклятые, детей растили. Потому-то мне и не захотелось их иметь, гы! Свобода дороже оказалась. Да только на старости лет и от неё тошно стало. Ух, проклятые, окна все, как в тюряге задраили! – Мило показалось, что глаза соседа налились от ярости кровью, а когда мимо прогарцевала стюардесса, он ткнул её, припрятанной пластмассовой вилкой, в бок.
– Вы что-то хотели спросить? – сурово уставилась на художника не слишком миловидная и далеко не молодая особа.
– Какого дьявола? – хрипло со злобой пророкотал свободный художник не своим голосом.
– Вы о чём?
– Почему я не могу открыть окно!?
– За бортом минус пятьдесят, сэр, – строго ответила дама.
– Безобразие. Просто хамство!
– Если Вам душно – используйте индивидуальный вентилятор, встроенной в потолок над Вами, сэр.
– К чёрту! – перешёл на крик художник.
– Но позвольте, «Малайские Авиалинии» не позволяют пассажирам завязывать на борту ссоры, сэр. Прекратите Ваши придирки!
– Лучше бы «малайцы» запретили своим самолётам падать с неба. Было бы больше пользы для всех. Могли бы и покормить за десятичасовой перелёт повкуснее. Дерьмо, а не «линии»! – художник откинул назад длинные сальные волосы резким жестом.
– Будьте добры, – ледяным тоном проговорила стюардесса.
– Идиотка, – демонстративно отвернулся художник, но процедил это слово едва слышно, а бортпроводница предпочла сделать вид, что не расслышала и величаво удалилась своею профессиональной иноходью.
– А если самолёт упадёт в такой день разве это не будет красиво и эстетично? – не удержался Мило.
– Нет. Он лишь запакостит «полотно» пустыни, – буркнул в ответ сосед, давая понять, что больше не намерен поддерживать беседу.