Бунт при Бетельгейзе

— Подождешь, морда. До начала игр один день. Из гостиницы никуда не выходить! По городу не шляться! Смотрите по стереовидению игры прошлых лет. Они транслируются день и ночь по многим каналам. И готовьтесь к тому, что вам предстоит.

— До бара-то можно дойти? — поинтересовался Змей с самым угрюмым видом.

— До бара можно, — разрешил Матвей Игнатьевич, посмеиваясь: — Не думаю, что тебе там понравится. Ты такого бара, наверное, за всю свою жизнь ни разу не видел. Впрочем, кто тебя знает.

— Вместе пойдем, — обернулся к Змею Мучо Чавос, — будем друг дружке тылы прикрывать. На всякий случай.

— Ладно, пойдем, — согласился рептилия и обратился к Кондратьеву: — В номера тут спиртное не разносят?

— Нет. Вообще, на Глоке-13 алкоголь не приветствуется. К тому же во время игр для участников вводится сухой закон. Негласно, но всё же…

— Да знаю я, что для спортсменов всегда сухой закон! — огрызнулся Змей. — Но мне можно. Я только с астероидов.

— Значит, так, господа алкоголики, — продолжил Кондратьев, — одежду и оружие с корабля вам доставят через пару часов. Что касается тебя, кучерявый, то ты получишь форму позже. Пока не готова.

Мучо заскрипел зубами от ярости. Да, отличительная черта его расы — мелко завивающиеся волосы, но он-то брит наголо, Кондратьев не мог этого не заметить.

— На этом я отключаюсь, но всё время буду с вами рядом, ребятки, — почти ласково проговорил Матвей Игнатьевич и исчез.

Дылда немедленно стиснул свою резиновую подружку в объятиях.

— Какая гадость! — пробормотал Мучо Чавос, отворачиваясь.

— Не нравится, не смотри! — сквозь всё отчетливее слышные стоны резиновой женщины прокричал Дылда.

— Пожалуй, пойду в бар, — сказал Змей.

— Я с тобой, — отозвался Чавос.

— А я душ приму, — решил Цитрус. — Вам, свиньям, лишь бы поскорее накачаться под завязку, а я люблю чистоту.

— Напиться и забыться, — подтвердил Мучо Чавос, который после заявления Кондратьева об искуплении вины понял, что ничего хорошего ждать от жизни ему не приходится.

Дверь за Змеем и Чавосом закрылась, щелкнул электронный замок.

Эдик открыл дверь ванной комнаты и ахнул. На кафеле во всю стену неизвестный художник намалевал картину — двое мужчин, явно неравнодушных друг к другу, занимались грязным развратом. Стараясь не смотреть на чудовищное изображение, Эдик открыл краны и отрегулировал температуру. Затем разделся, кинул одежду грудой в угол, залез в ванну и улегся в теплую воду. Сразу вспомнилась юная мусонка Марина. Как нежно она смотрела на него, считая борцом сопротивления. Эдик весь расцвел, представляя, как Марина целует его и обнимает.

А как потом она погнала его голого по городу, когда не обнаружила татуировки боевого отряда мусонов… Эдик нахмурился. Собрался тронуть сенсор подачи геля, не нашел на привычном месте, и только сейчас заметил, что он встроен в картину, и для того, чтобы получить гель, ему придется дотронуться до…

Цитрус не был ханжой, но, представив, как будет радоваться почти наверняка наблюдающий за ним Кондратьев, он, проклиная всё на свете, выскочил из ванны, быстро просушил тело под воздушными струями, натянул грязную одежду и ворвался в номер.

Дылда был занят своим любимым делом. Резиновая кукла стонала под его массивной тушей. Как ни странно, это зрелище Эдика немного успокоило. По крайней мере, страсть Дылды естественна….

Тут, как назло, захохотал Кондратьев. Должно быть, всё это время он, как и предполагал Цитрус, наблюдал за ними и веселился от души.

— Как помылся, Эдик? — послышался знакомый голос.

— Хо-ро-шо, — отчеканил тот и направился к выходу.

— Оборудование понравилось?

— Да!

— Стоп! Стоп! Стоп! — закричал Кондратьев вслед. — Не нарушь ненароком конспирацию, Эдик. Помни, ты должен слиться с толпой и не бросаться в глаза. Оденься поярче, к примеру…

Цитрус рванул дверь на себя, но она не поддалась.

— Я просто хочу убедиться, что ты понял, — вкрадчиво заметил Матвей Игнатьевич. — Пока не ответишь, наружу тебе ход закрыт.

— Да понял я, понял, — в раздражении отозвался Эдик. — Буду выглядеть, как настоящий голубой. Это тебя устроит?

— Да. Отлично. Я бы советовал тебе слегка подкрасить глаза — иначе, по местным меркам, ты выглядишь неказисто. Впрочем, до вечера, когда все находят дружков и подружек, еще далеко…

Щелкнул замок, открывая путь к свободе, и под веселый хохот Кондратьева Цитрус выбежал из гостиничного номера. Где этот проклятый бар? Ему просто необходимо пропустить пару стаканчиков.

В гостиничном коридоре было пустынно. Должен быть дежурный по этажу, сообразил Эдик и пошел по коридору направо.

Дежурный по этажу обнаружился в холле неподалеку от лифта. Мирно сидел за стойкой и был чем-то крайне увлечен. Эдик приблизился.

— Да-да, — коридорный поднял на постояльца густо накрашенные глаза, захлопал ресницами. В руках он сжимал кисточку, которой только что наносил лак на длинные ногти.

— Мне нужен бар, — сглотнув, проговорил Эдик.

— Какой бар? Обычный? Или тот, что для особых гостей?

Цитрус сглотнул. Интересно, кого он понимает под особыми гостями? Может быть, тех, у кого правильная ориентация?