Бунт призраков

Он недовольно заворчал и махнул, чтобы мы следовали за ним в комнату с занавеской, висевшей на стене в качестве фона, затем поставил стул и установил штатив передо мной.

– Садись, – сказал он, и я послушно села. Я всегда слушаюсь, никогда не задаю вопросы. Джон сел рядом со мной.

Мистер Спенсер достал вспышку из коробки. Она была металлическая, в форме буквы Т. Проволока соединяла её с затвором фотоаппарата. Мистер Спенсер открутил крышку маленькой стеклянной бутылки с порошком для вспышки и насыпал нужное количество в желобок сверху. Затем он направил фотоаппарат на нас, – стеклянный объектив казался одиноким чёрным глазом циклопа, – поднял руку и…

Щёлк.

Затвор открылся, электрический разряд метнулся по проволоке, поджёг порошок во вспышке и…

Бум!

На мгновение дым и целый водопад искр заполнили комнату, а едкий запах горящей химии ещё долго не выветривался.

Мистер Спенсер направился в тёмную комнату, обработал фотопластинки, смешал реактивы в лотках и проявил изображение. Затем он вернулся к нам со снимком в руке. На нём были изображены мы с Джоном вместе с духом миссис Тёрнер, будто обнимавшим нас за плечи.

– Это двойная экспозиция, – объяснил он. – Магия, одним словом.

Я с удивлением разглядывала своё творение. Размытое лицо и облако ваты пробудили моё воображение, и оно заполнило пробелы, превратив смутные очертания в конкретного человека. Хотя я знала, что это лицо миссис Тёрнер, стоило мне прищуриться, как я видела в нём нашу маму.

Когда изображение не в фокусе, люди видят то, что хотят.

У нас ушло несколько недель на то, чтобы понять, сколько порошка нужно использовать для портрета и сколько должна длиться экспозиция лица на чёрной доске, но ту фотографию я сохранила. Это единственная фотография, на которой запечатлены мы с Джоном, с тех пор как умерли наши родители, напоминание о том, с чего всё началось, как мистер Спенсер использовал мою выдумку, чтобы сделать ещё одну двойную экспозицию, а на следующий день наведался к мистеру Тёрнеру и сфотографировал его. Он взял с него в пять раз больше, чем обычно, чтобы тот увидел дух своей супруги. Вскоре новость облетела весь город, и к нам потекли клиенты. Так началась наша новая жизнь, мы путешествовали с места на место, воровали что могли и врали ради собственной выгоды, пока не оказались здесь.

Сегодня ещё один важный день, от которого многое зависит. Если я не поменяю пластинки, всё потеряет смысл. Я берусь за работу, надеясь управиться побыстрее и выспаться. На подоконнике лежит коробок спичек, я зажигаю лампу и разворачиваю пакет, выкраденный из комнаты Чарльза. Внутри десять фотопластинок, я аккуратно снимаю обёрточную ленту и кладу её на кровать.

Я перебираю свою стопку фотографий, выискивая самые обыденные лица мужчин и женщин, похожих на всех и каждого. Никаких детей, по крайней мере не сейчас, мы ведь не знаем, кого мы будем фотографировать. Нельзя рисковать. Взрослого каждый терял.

Вот эта сгодится. И эта. А вот эту в сторону. Слишком заметное родимое пятно на лице. Вот эта идеально подходит. И эта. Да, эта тоже.

Стопка фотографий растёт, и когда их набирается достаточно, я начинаю вырезать, создавая призраков, – работа кипит.

В коридоре раздаётся шум, на лестнице стучат шаги. Я замираю, готовясь спрятать пластинки, если в комнату войдут.

За окном тень скользит по газону – кто-то заходит в уборную. Из двери вырывается пар.

Я задуваю лампу, жду, пока он вернётся в дом, прежде чем снова зажечь её, затем ставлю лампу на кровать и достаю чёрную доску, раскладывая на ней бумажных призраков. Стеклянные пластинки легко вставляются в мой фотоаппарат, и я выдвигаю сильфон, выстраиваю кадр, чуть поворачиваю объектив, чтобы убрать резкость, задерживаю дыхание и…

Щёлк.

Бледный снимок, едва различимый, затем ещё один, и ещё, створка раскрывается, вбирая тусклые отблески света.

Часы идут, а я продолжаю трудиться, пока не обработаю все фотопластинки, затем капаю свечным воском на уголок каждой пластинки – одна капля означает женщину, а две капли мужчину – тайный знак, которому научил меня мистер Спенсер. Затем беру ленту с кровати и запечатываю пластинки, кладу их обратно в пакет и подгибаю углы, как и было.

Горизонт окрашивается в бледно-голубые тона на фоне тёмного неба. Сердце начинает бешено стучать. Я прячу свои инструменты в тайник, сверху кладу фотоаппарат, опускаю фальшивое дно и накрываю его одеждой.

В коридоре тихо, и я крадусь обратно в комнату Чарльза, приоткрываю дверь. К счастью, он всё ещё спит, так что я направляюсь прямиком к нижнему ящику комода и кладу пакет обратно, под его одежду.

Как будто меня здесь не было.