Мужчины против женщин. Мужчины в форме придвигаются всё ближе и ближе.
— Ещё есть шанс, бегите, — говорю я.
— Я хочу сказать. — Руслана делает шаг к журналистке, молодой женщине с камерой. — Да, без помощи мужчин мы все не родились бы. Да, мужчины играли и играют важную роль в развитии цивилизации. — Это мои неотразимые аргументы или она повторяет то, что ей сказала мама? — Но мы лишены власти, но мы лишены равных прав.
— За что вы ненавидите мужчин? — подносит к Руслане камеру один из журналистов.
— Я только что объяснила. Они лишили нас всех прав.
— Вы были влюблены? — интересуется другой.
Руслана откидывает голову, разворачивает плечи:
— Какое отношение это имеет к проблеме?
— Прямое. Ущемлённое самолюбие, неустроенная личная жизнь. Психология замкнутого пространства. Вам понадобилась площадь, потому что не реализована ваша женская природа. С вами всё ясно.
— У меня — реализована. У меня двое детей и муж. Однако я считаю, перемена в обществе необходима.
— Муж обижает вас? — Камера — вплотную к женщине. — Бьёт? Издевается?
— Нет, конечно. Почему это?
— Если у вас хороший муж, зачем вы явились сюда? — Камера — возле другой женщины. — А у вас есть муж?
— Был да сплыл. Нашёл помоложе.
— А по-моему, вы ещё очень молодая и красивая.
— Вы объясните это ему.
— Ясно, а у вас какая причина?
Другой журналист задаёт женщинам приблизительно те же вопросы.
Мама берёт меня за руку и ведёт прочь. Сквозь строй мужчин в форме. Нас пропускают. То ли видели, что именно мама остановила толпу, то ли потому, что в планы властей вообще не входит задерживать женщин. Охраняют порядок, и это — всё.
Мама едва бредёт. Мы попадаем в узкую улицу, почти пустую.
— Что ты сказала Руслане?
— «Спасибо», доченька.
— «Спасибо»? За что это?
— За то, что собрала столько женщин и заставила их задуматься над своими проблемами. Важно однажды осознать, что ты не рабыня.
Мама не говорит «Климентия бы сюда», она говорит:
— Когда изо дня в день, из года в год живёшь согнувшись, подавляешь в себе своё «я», нужна Руслана. Её роль на первом этапе неоценима. Посмотри, скольким она открыла их «я». Бунт важен. Не убили же они никого, не обидели. Победили свою робость. Криком выбросили из себя обиду. Это бунт против себя. Если бы в своё время вот такая Руслана встряхнула меня и дала выкричаться, я бы гораздо раньше начала жить. Столько лет пропало!
— Если ты её благодарила, почему же она не пошла дальше?
— Куда и зачем? Они хотели привлечь к себе внимание. Они сделали это. Завтра все газеты будут напичканы интервью с участницами. Зачем шли? Выкричаться, выбросить из себя обиды, рабство. Что плохого в этом «бунте»?
— Они нарушили покой, ритм…
— Покой чей? Ритм чего? Они никого не убили, — повторяет мама. — А мужчинам… что ж, очень полезно задуматься… им тоже есть о чём задуматься.
— Ты делаешь из Русланы героиню.
— Нет, просто понимаю её. Скажи, ты можешь прямо сейчас пойти на четвереньках?
Я даже останавливаюсь.
— Что ты так смотришь на меня? Не можешь, правда? А Руслана может. Ты зажата пока ещё, скованна и всё-таки ещё робка, ты ещё не освободилась полностью от послушания…
— Руслана просто наглая. Она просто лютая эгоистка. Экстремистка.
— Да, она — эгоистка и экстремистка. И — наглая. Да, она человек скорее плохой, чем хороший. Да, она перегибает палку. Но она ничем не скована, и она развернула плечи.
— Это мы видели на примере Инны.
— С Инной — другое. Руслана не может любить Инну. Инна вообще тяжёлый случай.
На другой день мы едем с мамой к морю. И лежим на песке, и плаваем, и катаемся на лодке. И — розовеем на глазах.
Мы не говорим о Леониде.
Мама рассказывает о «кустах» биологии.
— У тебя впереди два года — чтобы определиться. Не найдёшь себя в биологии, можешь уйти в психологию. Мне почему-то кажется, из тебя получится хороший психолог.
— А почему ты выбираешь микробиологию? Что привлекает тебя?
— Хрупкость человека. Беспомощность перед болезнями. Если мне удастся, если я смогу разработать тему… ну, то, о чём говорил Валера, я помогу очень многим.
Мы обедаем в ресторане на берегу. Едим рыбу — под хлюпанье и бормотание воды, под мелодию старого вальса.
Я не заметила этого мгновения. Только что мама, в своём розовом девичьем сарафане, сидела рядом, и вдруг она — розовым всполохом — посередине зала на танцевальной площадке… Глаза закрыты. Она кружит под мелодию вальса, и я не успеваю разглядеть её лица.
Середина дня, ни оркестра, ни танцев, люди обедают.
Сейчас все они повёрнуты к маме.
Я вскакиваю — кинуться к маме, схватить её за тонкую руку, увести с площадки — от позорища. Но мелодия звучит последним тактом, мама сама застывает на месте. И — раздаются аплодисменты. Люди встают, хлопают, кричат «браво».
Мама открывает глаза. Она горит посреди площадки — розовым пламенем. Ей подносят бокал вина, к ней подлетает молодой человек в шортах и тенниске, что-то говорит.
Да, она вовсе не смущена своим порывом: словно так и надо — на сцене перед всеми!
Я утираюсь салфеткой, я — как из-под душа, вся мокрая. Ну и учудила моя мама!