Бунтарь ее величества

Прошло полчаса, и в соседней комнате был накрыт праздничный стол. Повара и денщики суетились, нося кушанья и расставляя приборы. К этому времени начали собираться и приглашенные офицеры. Заглянув в избу и увидев празднично накрытый стол, все приходили в изумление – ведь командующий приглашал их на срочный военный совет. Они думали, что самозванец наступает или еще что-то неприятное произошло, а тут, кажется, намечался праздник.

Когда все собрались, Бибиков выступил вперед и объяснил причину, заставившую его в столь позднее время собрать офицеров. Он зачитал письмо князя Потемкина, а заодно представил и гонца – поручика Кульчицкого.

Офицеры встретили известие с большим энтузиазмом. Ведь признание заслуг командующего Бибикова означало, что и их вклад в победу может быть высоко оценен. Это позволяло после окончания кампании надеяться на награды и щедрые подарки.

Бибиков предложил всем рассаживаться. Гонца он посадил рядом с собой. И начался пир. Провозглашались тосты, один пышнее другого: первый, как и положено, за императрицу Екатерину Алексеевну, второй – за виновника торжества, третий… уж и не упомнить, за что. Вино лилось рекой, денщики едва успевали подносить корзины с новыми бутылками.

Разошлись уже далеко за полночь. Поручика Кульчицкого, принесшего в Бугульму столь приятное известие, положили спать здесь же, в помещении штаба, в одной каморке с адъютантом. Правда, порученец князя Потемкина там спать так и не стал, поворочавшись на кровати, он заявил соседу, что ему тут душно и он, пожалуй, отправится на сеновал, благо ночи стоят теплые. Адъютант не возражал.

Прошло два часа, и все в лагере успели увидеть второй сон, когда из спальни командующего раздался крик. Денщик, спавший на лавке в прихожей, вскочил и бросился к генералу. Бибиков сидел на кровати, цвет лица у него был какой-то желтый. Денщику он сказал, что чувствует себя скверно.

– За ужином, верно, что-то съел несвежее. Ты, братец, ступай, позови лекаря из второго полка, Ивана Тимофеевича, он толковей других будет.

Денщик побежал будить лекаря, а по дороге разбудил и адъютанта. Когда пришел вызванный Иван Тимофеевич, больной пожаловался ему на боль в желудке и тошноту. Вскоре его вырвало. Затем приступы рвоты стали повторяться все чаще. Лекарь обнаружил у генерала сильный жар и велел ему принимать жаропонижающие средства. Были употреблены и другие способы: больному сделали промывание желудка, дали отвар ромашки. Однако ничего не помогало, Бибиков чувствовал себя все хуже.

Разбудили и других докторов, бывших в войсках, устроили консилиум. Общее мнение склонялось к тому, что генерал подцепил где-то холеру – эта скверная болезнь бродила по Яику, в Бугульме, накануне прибытия туда армии, среди жителей было несколько случаев заболевания. А один из докторов высказал предположение, что виновата не болезнь, а яд, что генерал был отравлен во время ночного пиршества.

– Уж больно скоро протекает болезнь, – заявил этот лекарь. – При холере, хотя она и есть болезнь опасная, такой скоротечности не бывает.

Это мнение сначала было встречено в штыки. Однако адъютант командующего, услышавший споры медиков, решил на всякий случай увидеть петербургского курьера Кульчицкого и задать ему пару вопросов. Ведь именно гонец из Петербурга на празднестве сидел рядом с командующим и мог что-то подложить ему в кушанья либо в вино.

Размышляя таким образом, адъютант отправился на сеновал, где должен был коротать остаток ночи столичный гонец. Однако никакого Кульчицкого на сеновале не оказалось. Такое впечатление, будто он сюда вообще не заходил – сено было даже не примято. А когда адъютант навестил конюшню, он увидел, что в деннике отсутствует и конь, на котором приехал гонец.

Адъютант, уже сильно встревоженный, поспешил доложить об исчезновении гонца генералу Голицыну – он был старшим по чину после Бибикова и должен был его замещать. Вместе с генералом они вошли в кабинет командующего, чтобы еще раз взглянуть на письмо, привезенное гонцом. Каково же было их удивление, когда среди бумаг, лежавших на столе, они не обнаружили письма! По-видимому, оно исчезло вместе с доставившим его гонцом. У генерала Голицына даже возникло предположение, что никакого письма и не было, и он поспешил к другим участникам празднества, чтобы расспросить их. Они же подтвердили, что своими глазами видели письмо, которое Бибиков держал в руках.

Между тем командующему становилось все хуже. Приступы рвоты учащались, жар усиливался, Бибиков на глазах слабел. И в десять часов утра следующего дня, несмотря на все усилия докторов, произошло худшее – командующий армией генерал Бибиков скончался. В Петербург тут же было отправлено соответствующее донесение. В нем в качестве причины смерти командующего была указана холера. О каком-либо письме из столицы соратники Бибикова решили не упоминать. Ведь было непонятно, как об этом писать: как о чьей-то шутке или как о злом обмане? В конце реляции сообщалось, что войска ждут назначения нового командующего.