Бунтарь ее величества

И как раз в это время по Петербургу поползли слухи о том, что государыня якобы больна – настолько больна, что даже отменила ряд свиданий со своим фаворитом Васильчиковым, и тем более не может присутствовать в Сенате и управлять государственными делами. Слухи эти опровергались, государыня специально отложила свой отъезд в Царское Село (куда двор обычно выезжал в начале лета) и появилась в Сенате и коммерц-коллегии. Однако на другой день пополз другой слух: мол, на публике появляется вовсе не Екатерина, а ее двойник, а сама императрица настолько плоха, что ее смерти можно ожидать буквально каждый день.

Эти упорные слухи тревожили императрицу более, чем даже успехи мятежника Пугачева. Она повелела всем своим приближенным найти злодеев, которые придумывают и распространяют сии злокозненные известия. На их поиски были направлены усилия Шешковского, успевшего вернуться с Яика, и других приближенных Екатерины.

Но еще больше рвения в поисках разносчиков опасных слухов проявлял человек, которому, казалось, русские дела были совершенно чужды – французский шевалье де Ружен. Доставив императрице письмо Вольтера, шевалье не спешил вернуться на родину, а остался в Петербурге, ведя здесь жизнь светского человека, то есть посещая все модные спектакли, балы и прочие увеселения. Но в эти июньские дни шевалье почти забыл о балах, чаще всего его можно было видеть в Сенате, Адмиралтействе или в коллегиях. Он встречался с главами коллегий, сенаторами, генералами, другими важными сановниками. Встретился даже с вернувшимся с Яика главой Тайной экспедиции Степаном Шешковским, чем немало удивил мастера сыска: до сих пор никто из иностранцев не проявлял интереса к его персоне. Де Ружен же проявил и целый вечер подробно выспрашивал Степана Ивановича о майоре Козлове: каков он из себя, как держался, чего говорил. Свой интерес француз объяснил тем, что у себя на родине он, дескать, тоже занимался сыском. Польщенный интересом знатного иностранца, коего привечала сама государыня, Шешковский не стал запираться и подробно рассказал о своей поездке на Яик.

Степан Иванович не знал, что на другой же день после встречи с ним шевалье де Ружен внезапно выехал из Петербурга и отправился на Волгу, где армия генерала Михельсона преследовала отряды самозванца. В Москве француз переоделся и сменил внешность, а заодно и имя, став полковником Дружининым, доверенным лицом князя Потемкина. В таковом качестве он прибыл в Казань, а оттуда в Симбирск, где в тот момент находилась армия. Прибыв в ее расположение, настырный полковник постарался встретиться со всеми офицерами, бывшими свидетелями внезапной кончины генерала Бибикова, – с генералами Щербатовым, Голицыным и с офицерами рангом пониже. Он долго расспрашивал их обо всех подробностях появления курьера из Петербурга, о ночной попойке и последовавшей болезни Бибикова. А расспросив, тут же отправился обратно в Петербург. Отметим, что в столицу он въезжал снова в облике французского шевалье.

В один день с французским шевалье на берегах Невы появился еще один человек – полковник Углов, недавний участник сражений при Гирсово и Козлуджи. И 15 июня в лучшем номере гостиницы «Славянская» на Невском проспекте встретились три друга: француз де Ружен, полковник Углов и живописец Жан Полье. Так состоялось второе совещание оперативной группы.

Открыл его Углов.

– Могу сказать, что моя поездка на юг не дала, можно сказать, ничего, – начал он. – Наш прославленный полководец Александр Васильевич Суворов к заговору против Екатерины непричастен и готов поддерживать государыню до конца.

– Почему же «не дала ничего»? – возразил Дружинин. – Отрицательный результат – тоже результат. И потом, ты познакомился с одним из самых знаменитых людей в нашей истории…

– Да, тебе здорово повезло! – завистливо вздохнул Ваня Полушкин. – Такого человека видел! А у меня одна только Екатерина да еще Державин с Сумароковым… К тому же Державина сейчас нет – он уехал туда же, на Яик, сражаться с Пугачевым.

– Да уж, повезло так повезло! – криво усмехнулся Углов. – Как меня у Козлуджи турки ранили, так рука до сих пор хорошенько не зажила.

– Ну, и какой он из себя, Суворов? – не отставал Ваня. – Правда, что совсем чудной, почти помешанный, или это домыслы?

– Больше домыслы, – ответил Углов. – Правда, он сейчас еще относительно молод, сорок лет всего. Может, эти странности в нем позже разовьются. Сейчас видно только, что это человек одной страсти – любви к армии и войне. Все остальное в жизни его не интересует. Гений, одним словом. Ну да хватит о постороннем. Нам наш вопрос решить надо. У меня новостей мало, так, может, у тебя, Игорь, что-то есть?

– Ну, кое-что есть, – согласился «француз» Дружинин. – Во-первых, я выяснил, что генерал Бибиков, который в апреле якобы умер от холеры, на самом деле был отравлен.

– Отравлен? Не может быть! – воскликнул Ваня. А Углов деловито спросил:

– И кем же?

– А вот слушайте.

И Дружинин пересказал друзьям все, что услышал от офицеров, бывших участниками ночного празднества.