Наконец, уже к середине дня, приготовления были закончены. Екатерина вышла из дворца, приветствуемая подданными, и села в свою карету – ту самую, в которую были запряжены 40 лошадей. Вместе с ее величеством в карету, по ее приглашению, сели фрейлины Анна Протасова и Варвара Пассек, а также некий иноземный гость, решительно никому из приближенных императрицы не известный. Первые возки тронулись по Невскому проспекту, свернули затем на Садовую, а потом на царскосельскую дорогу. Вскоре вслед за первыми экипажами пустилась в путь и величественная карета, в которой ехала императрица. А затем уже тронулись и остальные кареты, возки и брички. Передние уже давно скрылись из виду, а последние все еще не тронулись от дворца. И это было немудрено – ведь всего вместе с императрицей в путешествие отправились три тысячи человек!
Особую часть императорского каравана составляли возки с иностранными гостями. Выше уже упоминались послы Англии, Франции, Священной Римской империи. Но были иностранцы и помимо них. Один возок занимали гости совсем уж экзотические. Это были путешественники, прибывшие из далекой Америки, из только что возникшего нового государства под названием Северо-Американские Штаты. Гостей было трое: крупный землевладелец и сенатор Колин Корнер, инженер и банкир Джордж Френдли и художник Джон Польюш. Иностранцы эти появились в Петербурге недавно, в конце прошлого года. Представили грамоты от американского конгресса, а на словах сообщили, что прибыли для изучения жизни в далекой России. Это изучение иностранным гостям должно было облегчить то обстоятельство, что все трое недурно изъяснялись по-русски. Как объяснили сами американцы, так произошло потому, что их предки были русские старообрядцы, выехавшие за пределы отечества еще при императоре Петре Алексеевиче. Императрица, которая любила все экзотическое, немедля пригласила заокеанских гостей принять участие в намечаемом вояже в загадочную Тавриду. Была еще одна причина, по которой она, пожалуй, даже обрадовалась появлению посланников из дикой Северной Америки. Этой причиной была болезненная реакция английского посланника сэра Алена Фитцгерберта, та гримаса, с которой он встретил сообщение о появлении гостей из Америки. Гримаса англичанина была вполне понятна: Великобритания только что с позором проиграла войну плохо обученным и кое-как вооруженным фермерам и рыболовам, составлявшим основное население американских колоний, и вынуждена была примириться с потерей заокеанских владений, так что всякое напоминание о том позоре было англичанам крайне неприятно. А Екатерина, внешне того не показывая, в душе потешалась над послом его величества короля Георга III. Она давно тяготилась своей зависимостью от английского двора. Эта зависимость была связана с тем, что Екатерина непрерывно, еще до прихода к власти, получала от английских послов большие суммы. Только от посла Уильямса 94 тысячи рублей золотом получила и вынуждена была выдать о том долговые расписки. И потом еще брала деньги. Властолюбивой Екатерине эта зависимость была крайне тягостна, и она была рада, что англичане получат афронт. Поэтому не просто включила заокеанских гостей в состав своего поезда, но и пригласила одного из американцев, а именно инженера Джорджа Френдли, в свою карету. Английского посла не пригласила, а американца пригласила. Именно он сейчас сидел на мягких подушках рядом с императрицей.
Инженер ей очень понравился: высокий, симпатичный, взгляд имеет прямой, открытый. Настоящий мужчина! Екатерина всегда ценила таких. Редко бывает, чтобы в мужчине сочетались такие качества, как красота, ум и характер. Что-то одно обязательно выпадает из набора. Она много об этом думала и кое-что из этих раздумий доверила бумаге – написала об этом в своих «Записках», вставила в сочиняемые пьесы.
Ей к этому времени исполнилось уже 57 лет. Возраст немалый, что и говорить! И он, к сожалению, оставил свои следы на ее теле: императрица в последние годы заметно располнела, на лице, несмотря на усилия гримеров, все заметней проступали морщины. У большинства женщин в таком возрасте все женское обычно угасает. Да что там у большинства – у всех угасает. Но урожденная принцесса София Августа Ангальт-Цербстская, ставшая в 1762 году русской императрицей Екатериной, была устроена иначе, не так, как все. Гормоны в ней продолжали бурлить, и она по-прежнему испытывала неодолимую тягу к мужчинам. Особенно к мужчинам статным и красивым. Причем надо заметить, что тяга эта была не чисто телесной, отнюдь. Напрасно недоброжелатели приписывали Екатерине чисто животную страсть и распространяли о ней отвратительные слухи. Она не могла разделить ложе с любовником, будь он хоть раскрасавцем, если не испытывала к нему сердечной склонности, хотя бы небольшой.