Бунтарка и Хозяин Стужи

Воин ринулся к испуганно пискнувшей девице, схватил ее за локоть и повел к выходу из гостиной.

– Мама… Мамочка! – взвизгнула та.

Но вдова на удивление продолжала молчать. Стояла прямая, напряженная, словно вздернутая на дыбе преступница, коей она, по всей видимости, и являлась.

– Уходим! – приказал Хьяртан, надеясь, что материнское сердце все-таки не выдержит рыданий дочери, но Селланд оставалась неподвижной.

– У Берта он! – девица сдалась первой. – Еще вчера к нему поехал… Это его друг… Губерт Лех… Живет в доме возле ратуши!

Хьяртан кивнул, и стражник отпустил девушку. Та тут же вжалась в стену, затряслась мелко, давясь слезами. Вдова же, побледнев, тяжело опустилась в кресло. Что было дальше, Хьяртан не знал, да ему и не было интересно. Выйдя из дома, протравленного ядом лжи, он глубоко вдохнул свежий морозный воздух, чувствуя, понимая, что там он просто задыхался.

Несмотря на почти затмевающее разум желание отправиться в дом возле ратуши и лично выволочь оттуда недонасильника, он отправил за ним своих солдат. Сам же бросился в Башню безумцев, ругая себя за то, что не удосужился узнать о мальчике раньше. Вчера, когда забирал ее…

Тогда бы сейчас с ним все было хорошо.

Лечебница для душевнобольных представляла собой высокое округлое здание с узкими наподобие бойниц зарешеченными окнами и изрезанными трещинами стенами. Наверное, выше в Борге была только ратуша, даже храм Богини-матери, усыпанный, как шипами, башнями и башенками, казался не таким впечатляющим и внушительным по сравнению с этим монолитом. Сюда, в этот маленький городишко со столь мрачной достопримечательностью, свозили сумасшедших со всего северного края.

Хьяртан помнил, как мать, посвящавшая немало сил и времени благотворительности, разъезжала по приютам и лечебницам, не обходя вниманием и Башню безумцев в Борге. Однажды, еще будучи мальчишкой, он напросился проводить ее, а потом несколько ночей просыпался в холодном поту, мучимый кошмарами. Память до сих пор хранила впечатления об узких коридорах, пронизанных тьмой, сыростью, болью, о мрачных клетках-кельях, ставших последним приютом для несчастных с искалеченным разумом.

Ребенку там делать нечего.

Возле единственного входа в башню Хьяртан заметил женщину в старом изношенном плаще и накинутом на голову сером платке.

– Да откройте же! Откройте!!! Чтоб вас гротхэны побрали… – Было видно, что это не первая ее попытка пробраться в лечебницу. – Откройте! Иначе я…

– Отойдите. – Хьяртан осторожно подвинул женщину, своей широкой фигурой загородившую ему доступ в Башню.

Впрочем, в этом не было необходимости. услышав его голос, незнакомка испуганно отскочила. По глазам было видно, что она узнала в нем правителя, только почему-то не спешила выражать почтение и кланяться.

– Вы… – только и сумела выдавить, опуская взгляд, но тут же воинственно вскинув голову, воскликнула: – Это вы забрали мою девочку! Что… что вы с ней сделали?!

«Не город, а ларг знает что», – подумал Хьяртан. Одни лгут ему прямо в глаза, другие набрасываются с упреками, забывая, кто он.

– Если вы о Ливии, то с ней все хорошо, – ровно ответил и опустил кулак на толстую, затянутую пластами железа дверь.

Под ударами Снежного створка затрещала и, наверное, прибавь он силы, разлетелась бы в щепки.

– Ей не может быть хорошо, когда ее брат… – Незнакомка придушенно всхлипнула.

Изнутри послышался топот шагов, и дверь наконец распахнулась.

– Ну что такое?! Я же сказал… – Под взглядом Снежного охранник, коренастый детина с пунцовыми от обильных возлияний щеками, осекся. Попятился в полумрак, в смятении глядя на неожиданного посетителя.

– К вам вчера привезли мальчика. Где он?

– В-второй этаж, светлейший норд, – кланяясь, проговорил охранник. – Третья дверь налево от лестницы. Мы не стали ее запирать…

Судя по обращению, короля он не признал, но хотя бы хватило ума понять, что Снежному не стоит преграждать дорогу.

Незнакомка увязалась следом, но не сумела за ним поспеть. Взбежав по лестнице, стараясь не обращать внимания на доносившиеся из-за дверей стоны, смех, шепот, Хьяртан сразу отыскал нужную. Удивился, что действительно не заперто, и, не теряя времени, прошел в комнату.

Ребенок полулежал на кровати. Не спал, не читал (читать ему здесь было нечего). Просто безучастно смотрел в стену напротив, и от этого взгляда у Хьяртана мороз пробежал по коже.

При виде Снежного мальчик встрепенулся. Тонкие пальцы сжали старое, все в заплатах одеяло, а в глазах, таких же зеленых, как у Ливии, мелькнула ненависть. Настолько сильная, всепоглощающая, что даже удивительно, как не набросился на него с кулаками.

Но не сделал этого, лишь до побелевших костяшек сжимал покрывало.

– Поднимайся, – тихо проговорил Снежный. – Я отведу тебя к сестре. – Заметив, как меняется выражение детского лица, поспешил добавить: – С ней все хорошо.

Ринулся было к выходу, но мальчишка, вместо того чтобы вскочить, продолжал лежать.

– Послушай, – Снежный обернулся, – я не причиню тебе вреда. В Эрнхейме тебе точно будет лучше, чем здесь.

– В королевском дворце? – Ярость в глазах ребенка сменилась удивлением.