Потерять мать для меня было тяжело, но еще тяжелее оказалось услышать то, что я узнала тогда!
— Она по своей воле с ними ушла, сама. А то, что магия ее опасна для них — так кто ж виноват в этом. Солнце и снег только зимой уживаются, да и то недолго.
— Говорят, казнили ее быстро. Не мучилась она, — тяжело выдохнул отец.
Отшатнувшись, я зажала руками рот.
Маму? Мою солнечную светлую маму… казнили? За что?! Из глаз брызнули слезы, я бросилась вниз, споткнулась, чуть не сосчитав ступеньки локтями, коленями и головой, поднялась, и снова бежала, бежала, бежала… Впоследствии вспомнилось и как к нам приходили мужчины — серьезные, мрачные, проверяли меня и брата на магию. И как стоял, кусая губы, отец. Вот только во мне магии в те времена не было, она позже проснулась. Проснулась как раз в тот вечер…
— Богиня-матерь, ну какие же красавчики! — доносились до меня восхищенные голоса девушек и женщин, когда открытый экипаж Снежных показался на центральной улице Борга: только здесь он и мог проехать. По толпе понеслись ахи, охи и вздохи, все рукоплескали, дети верещали, мужчины подкручивали усы, стараясь хоть как-то выделиться перед своими супругами или невестами на фоне недосягаемых светлейших нордов.
— Подними меня, Ливи! Ну, подними! — Фабиан дернул меня за подол, умоляюще заглядывая в глаза.
Ну вот как ему отказать?
Поднапрягшись, подхватила брата подмышки, чтобы ему было виднее. Собиралась уже приподнять, когда экипаж остановился.
— Приветствую вас, жители Борга! — Один из Снежных выпрыгнул из коляски и, театрально обводя взглядом присутствующих, вскинул руки. С них сорвались снежные вихри, закрутились, заискрились, а потом взмыли в небеса, чтобы раскрыться ослепительными золотыми шарами, елочками, цветами.
Все восторженно ахнули, Фабиан закричал и принялся прыгать, открыв рот и пытаясь языком поймать хотя бы одну магическую снежинку, оседающую после устроенного Снежным представления, а я стояла, сжав руки в кулаки. Стояла, стараясь не выдать свои чувства при виде этих хозяев Севера.
Как они могли… Чем им помешала моя мама? Как ее магия могла кому-то навредить? Мама в жизни никому не вредила! Но ведь не этот же конкретный ее забрал и приказал казнить? Или… этот? Обуреваемая чувствами, раздираемая на части самыми разными мыслями, я смотрела на них, пока вдруг брат, очарованный происходящим, не рванулся навстречу Снежным.
— Светлейший норд! Светлейший норд! — Он проскользнул мимо людей, увернулся от рук высокого градопорядчика в форме, попытавшегося его схватить и, к моему ужасу, остановился прямо перед рыжим. Я тоже бросилась вперед, но куда там — меня тут же оттеснили, и мне только и оставалось смотреть, как Снежный переводит взгляд на моего брата.
— Ну, здравствуй. — Мужчина наклонился к нему, жестом приказав попытавшемуся утащить мальчика стражу остановиться. — Как тебя зовут?
— Фабиан!
— Приятно познакомиться, Фабиан, — голос его звучал низко, как звучит зимняя вьюга в низинах гор. — Хочешь подарок к празднику?
— Конечно, хочу!
— Какой?
Фабиан оглянулся. На меня. На всех остальных собравшихся, на детей, которые теперь смотрели на него во все глаза. — Горку хочу!
— У вас тут нет горок?
— Маленькие. А я большую хочу! Для всех! И чтобы летишь — и дух захватывало!
— А мальчишка-то не промах, — расхохотался брюнет. Он сидел, постукивая пальцами по спинке экипажа, на лицо падала тень — не разглядеть, а вот блондина как раз было хорошо видно. Холеное лицо затянула скука, он смотрел на собравшихся с плохо скрываемым превосходством.
— Хочешь горку? Будет тебе горка! Хьяр, Дойн, поможете?
— Почему бы и нет. — Брюнет, легко оттолкнувшись, выскочил прямо в хрустящий снег.
Блондин махнул рукой:
— Без меня.
Мне показалось, что даже на своих друзей он смотрел свысока, но вскоре о нем все забыли. Светловолосый уехал, а двое Снежных за какие-то полчаса превратили городской пустырь в самое настоящее счастье для детей! Горки самых разных размеров, волнообразные, треугольные, для санок и для простеньких каталок. Ледяные домики, ледяные скульптуры — казалось, лед и снег вокруг оживают, подчиняясь их магии.
Персонажи самых разных сказок и впрямь оживали, ледяные статуи говорили с детьми, кто-то приглашал покататься на санках, кто-то объяснял, как правильно подниматься на горку… а в центре всего этого великолепия возвышалась красавица-елка высотой, кажется, до неба. Ледяная, переливающаяся сотнями магических огоньков, сверкающих, сотканных из магии шариков, игрушек, хлопушек. Стоило дернуть такую — и она рассыпалась искрами, оседающими на волосах и одежде снежинками.
Не в силах поверить собственным глазам, я замерла у елки: каждая ее иголочка, наполненная силой магии снежных, дрожала и переливались кристалликами льда. Залюбовавшись этим великолепным творением, я подумала: разве мог бы тот, кто дарит столько радости детям, обречь на смерть мою маму? Залюбовалась, почувствовала на себе пристальный взгляд, обернулась… и вмиг стало жарко даже на холоде.