Бунтовщик из Рады

Кир притронулся к краю металлического бокала, затем потер его и тот издал низкий, звенящий звук.

— Ты — Королева, — повторил он.

— Мы даже не знаем этого наверняка, — ответила Ариана. — Но если это даже и так…

Кир мягко продолжил:

— Командуй мной, Королева.

— Черт бы тебя побрал, — ответила она нежно.

Наконец Кир улыбнулся:

— Нужно ли говорить о том, что я люблю тебя, Ариана? И что если бы на твоем месте была любая другая женщина, я просто отвез бы ее на Раду и держал бы там? Ты ведь сама знаешь, что это так.

— Такие вещи слышать всегда приятно, — чопорно сказала Ариана.

Кир громко рассмеялся.

— Тогда послушай, моя дорогая. Ведь ты все же являешься Королевой-Императрицей, поэтому выслушай меня один раз и запомни, что я тебе скажу. Я не возвращусь к этому вопросу до тех пор, пока… — он внезапно запнулся, понимая, как много им предстояло сделать такими незначительными силами. — Пока твое положение не станет прочным и пока звездные короли не признают, что Империя еще жива.

Ариана внимательно рассматривала продолговатое, с легким налетом меланхолии лицо раданина.

— Не понимаю, почему все это для тебя так много значит? Я знаю, что ты… что такие люди как ты больше всего желают, чтобы их оставили в покое, дали возможность самим управлять своими землями, повелевать подданными и вести свои бесконечные войны. Почему Империя все еще что-то для вас значит?

— Я не могу ответить тебе честно, Ариана, — заявил Кир, и она понимала, что это действительно так, потому что он был солдатом и не любил пустых слов. — Но позволь мне попытаться. — Он подлил в бокал вина и встал, чтобы передать его девушке. Он поставил бокал перед ней и оперся о стол, вслушиваясь в пение сидевших в тени валков. — Я понимаю, что не шибко образован, Ариана. Конечно, я знаю все, что должны знать звездные короли. Лучшее из всего, что я умею, так это, конечно, воевать, потому что большую часть своей жизни я только этим и занимался.

Ариана прикоснулась к его затянутой в кольчугу руке:

— Ах, какая долгая жизнь, — иронично-мягко заметила она.

— Долгая или нет, но достаточная для того, чтобы успеть ощутить себя раданином и звездным королем. Но это еще не все. Ты знаешь, я внимательно прислушивался к мнению твоего отца. Я верно сражался на его стороне, потому что был связан своей королевской клятвой. Но я всегда прислушивался к его суждениям. Ты должна понимать, что я имею в виду. Ты была с нами на Карме. И ты знаешь его, знаешь его взгляды. И ты должна помнить о том, что он мечтал, чтобы люди снова жили в Галактике так, как это было уже когда-то в далеком прошлом. Ты видела в каюте у Кавура карту звездного неба?

— Да.

— Ты только представь себе, Ариана — бесчисленные миры, звезды, которые невозможно даже сосчитать. И многие из них — сотни тысяч, к примеру, — заселены мужчинами и женщинами, желающими только одного — жить в мире. С правом наказывать виновных, богатством и всяческими благами вознаграждать достойных… Вот это и должен быть настоящий рай.

— Ну, возможно, не совсем уж и рай, — отметила Ариана со свойственной женщинам практичностью.

— Возможно, и нет. Но на протяжении целых пяти тысяч лет люди жили так, как никто до этого не жил. И так должно стать снова. Гламисс Великолепный помог мне осознать это. Он помог понять это и моему отцу, а сам всемогущий Бог тому свидетель, что Аарона из Рады так просто не прозвали бы Аароном Дьяволом.

— Это точно, — подтвердила Ариана. — Король-Император был способен осветить своими мечтами самую темную ночь.

— Более того. Ты только представь себе, как ничтожно мало количество живущих во всех весях Галактики людей — считанные миллионы, в то время как раньше их было больше, чем песчинок на всех пляжах всех морей Рады. Представь, как они умирали — в большинстве своем — в битвах, как и мой отец, и твой, как и мои старшие братья и твои кузены, и сыновья и мужья скорбящих матерей от одного края Галактики до другого. Нас так мало, Ариана, а звезд так много. Мы должны прекратить воевать друг с другом, иначе мы просто исчезнем из Вселенной. — В свете факелов было видно, как его глаза загорелись благородным гневом. — Вот что это все для меня значит. Твой отец и мой хорошо обучили меня, Ариана. Когда я произношу слово «Империя», то все это — вовсе не пустой звук; все это — в моем сердце. Я думаю, что именно в этом заключается смысл понятия «благородство». Возможно, так было всегда, в доисторическую эпоху и в ту тьму тысячелетий, которые человечество прошло еще до выхода в космос.

Ариане вдруг показалось, что с ней говорит не Кир, а ее родной отец голосом этого молодого звездного короля. В ее груди стала зарождаться глубокая нежность к этому мужественному и благородному человеку, и она мысленно дала себе клятву: «Пусть тень Гламисса будет свидетельницей. Я получу этого воинственного мечтателя в качестве своего мужа. Я получу тебя, Бунтарь, и никого другого». Затем, как любая другая женщина сделала бы то же самое на ее месте, она мысленно сотворила Звездное Знамение и добавила: «Если только мы останемся живы после всей этой передряги».