Буран

Выясняется, что в нашей сегодняшней аудитории есть люди, читавшие этот роман. Сначала выступают они неуверенно, но понемногу разговор становится общим. Говорят уже не с трибуны, а с мест, перебивая друг друга. И мне жалко, что Владимов не может слышать, как дружно одобряют его роман те, среди кого немало прототипов изображенных им характеров.

Конечно, я далек от мысли, что можно отождествлять читательское мнение, иногда поверхностное, с профессиональным критическим анализом произведения. Но к мнению народа нельзя не прислушиваться, особенно когда речь идет о правде жизни. Очень много дает писателю такое вот искреннее, бесхитростное мнение так называемого «простого человека». Куда больше, чем хорошо подготовленное и заранее организованное «общественное мнение», которое звучит порой на читательских конференциях.

Наш вечер заканчивается угощением в капитанской каюте, где мы действительно ощущаем дуновение родного ветра, атмосферу товарищества и единой советской семьи. Удивительным парнем оказывается при ближайшем знакомстве этот радист, что раскритиковал нас в пух и прах. Мыслящий, любознательный, горячий. После откровенного застольного разговора он снимает большую часть предъявленного нам «списка прегрешений» и в залог дружбы дает каждому из нас по телеграфному бланку.

— Пишите! Передадим сейчас же. Стосковались поди по семьям-то…

И то сказать. Пролетело уже десять дней. Привет вам, родные, из далекой Индии, страны чудес…

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ

1

Дыхание тропиков. Вице-канцлер — просветитель. Прославленные поэты. Почти библейские муки «двунадесяти языков».

Три реактивных мотора самолета «Каравелла» размещены в хвостовой части самолета. На этот раз мы летим комфортабельно, не оглушаемые гулом, обслуживаемые стюардессой, чья смуглая красота превосходит все виденное нами до сих пор. Стюардесса выходит из переднего отсека и произносит небольшую речь.

— Леди и джентльмены, — говорит она, — наш самолет летит над морем. Но волноваться вам нечего. Предусмотрены любые непредвиденные обстоятельства. Ваша безопасность гарантирована. Под каждым креслом имеется резиновый жилет. Если надавить на него несколько раз, он наполнится воздухом. После этого вы можете его надеть.

Стюардесса приподнимает этот спасательный снаряд и принимается демонстрировать его действие. Я сразу вспоминаю одного из школьных учителей физики, у которого фатально не получались опыты, что доставляло мальчишкам немало веселых минут.

Сколько стюардесса ни поворачивает злосчастный жилет, он и не думает наполняться воздухом, оставаясь безжизненным куском резины.

Через иллюминатор можно разглядеть внизу густую синеву моря. И все пассажиры принимаются экспериментировать каждый со своим жилетом. Увы! Ни у кого эксперимент не удается. Только длинноносый француз, наш сосед, вдруг вскрикивает от радости: его жилет — единственный из всех — действительно надулся. Подозрительно озираясь вокруг, француз прячет свой шанс на спасение под сиденье и сидит на нем как курица на яйцах.

А наша коричневая красавица, не смущаясь неудачей опыта и сохраняя спокойствие, продолжает давать нам ценную информацию.

— После того как наденете жилеты, направитесь без паники к выходу. В самолете их два: один впереди, другой в хвосте. В минуту опасности для выигрыша во времени рекомендуется открыть оба выхода. Не забывайте уступать дорогу женщинам, уважаемые джентльмены! Самолет может держаться на воде одну минуту сорок секунд. Благодарю за внимание.

Последнее сообщение, вызвавшее взрыв хохота, разряжает атмосферу. Длинноносый француз, махнув рукой, выпускает воздух из своего жилета.

Около полудня наша «Каравелла» плавно приземляется в Мадрасе. Это уже юг Индии. Приятно выйти из самолета, поставить ногу на ровное изумрудное поле, бросить взор на синеющие вдали горы, по первому впечатлению напоминающие наше Кокчетау. Но нет, это другое… Замечаем то здесь, то там вершины великолепных пальм.

Казалось, что в Калькутте мы познали пик зноя. Нет. Здесь, на Мадрасском аэродроме, раскаленный бетон жжет пятки даже через подошвы. Аэропорт исходит паром.

Нас встречает Яблоновский, советский вице-консул по культуре в Мадрасе.

— Так сказать, мадрасский Поростаев, — шутливо рекомендуется он, и мы вспоминаем, что действительно в Калькутте эту должность занимает Поростаев, товарищ из Осетии, имеющий приятное свойство: его присутствия мы как-то никогда не замечали.

Яблоновский совсем другой породы. Из тех, кто всегда «командует парадом». В соответствии с напористостью и предприимчивостью характера Яблоновский худощав, быстр в движениях. На его удлиненном лице с несколько низким лбом и вытянутым подбородком мадрасский загар выглядит как-то чужеродно, не скрывает блондинистой северной окраски.