Буран

…Итак, мы встречаемся сегодня с авторами, пишущими на языке маратхи. Они уже ждут нас. В небольшой комнате института собралось человек двадцать. В основном люди средних лет, если не считать двух старцев и нескольких юношей. Среди собравшихся две женщины.

Наша беседа начинается с забавного эпизода, отражающего патриархальность в местной писательской среде. Сразу же общим вниманием овладевает один из старцев, который заводит речь о… коммунизме!

— Был у нас в далеком прошлом поэт Намдев, — говорит старик, — так вот, он раньше Маркса открыл коммунизм. Он не делил людей на касты, не измывался над хариджанами, всех людей равными считал.

Оглянувшись на наших хозяев, замечаем на их лицах смущение и растерянность. Видимо, они знают, как трудно остановить старика, если он уже начал держать речь. Знают и то, что, увлеченный ассоциациями, этот оратор может наговорить невесть что. Но прерывать патриарха от литературы? Немыслимо.

Наше дело — соблюдать вежливость. Добросовестно слушаем старика, который, цепляясь за случайные слова, уже окончательно утратив нить мысли, перескакивает от одного к другому.

Ответственный секретарь местной писательской организации, толстяк с глянцевитой лысиной, весь истерзался, ерзая на стуле и бросая на старца-оратора умоляющие взгляды. Наконец он встает со стула в отчаянной решимости сделать патриарху намек на то, что его регламент истекает. Но тут сама судьба приходит ему на помощь — оратор умолкает так же неожиданно, как заговорил. Буквально на полуслове он вдруг кладет голову на ручку своего посоха и самым непосредственным младенческим образом засыпает. Его коллеги облегченно вздыхают, и мы приступаем к настоящей беседе.

Секретарь организации вводит нас в историю литературы маратхи. Она берет свое начало в тринадцатом веке. Первыми произведениями явились переводы с санскрита. Это были «Рамаяна» и «Махабхарата», впервые зазвучавшие для народов на родном языке. Затем стихи-молитвы в честь бога Пандарпура. В период колониального господства очень развилась журналистика маратхи, а затем родились собственная драматургия и проза. Драматургия вначале только воспроизводила традиционные сюжеты санскрита. Потом появились первые робкие шаги в направлении собственной оригинальной драмы.

— Шекспира у нас не переводили, а переписывали применительно к нашей жизни. Позднее появился целый цикл драм под влиянием Ибсена. И ваш Гоголь. У нас знают и любят «Ревизора»…

Дальше секретарь рассказывает нам о прозе маратхи, которая началась с романтизма. Так же, как и у казахов, широко была отражена трагедия женской судьбы, борьба за раскрепощение женщины. Аналогию с развитием казахской литературы я нахожу здесь и в огромном интересе к историческим темам.

Наше глубокое внимание, блокноты в наших руках — все это производит на писателей маратхи большое впечатление. Они ревниво следят за речью своего секретаря, то и дело напоминая ему какие-нибудь пропущенные детали, называя новые имена, всячески желая удовлетворить нашу любознательность.

— Самый большой наш писатель — Апте, — сообщает один из молодых наших собеседников, — его считают Диккенсом маратхи. Один из его многочисленных романов, вскрывающих острые социальные проблемы, переведен на русский под заголовком «Кто позаботится?». Нам хотелось бы, чтобы наши уважаемые советские гости прочли этот роман.

Мы узнаем имена еще двух популярных писателей — Канолькара и Тендулькара. Узнаем, что за последнее двадцатилетие появилось немало интересных произведений, в которых глубоко освещается народная жизнь.

Я внутренне одобряю выступление этого парня. Думаю о том, что если бы к нам в Алма-Ату приехали люди, ничего не знающие о казахской литературе, я построил бы свое выступление для них примерно так же. Выставил бы на первый план Сакена Сейфуллина, Мухтара Ауэзова, Беимбета Майлина. А для характеристики последнего двадцатилетия в развитии нашей литературы, пожалуй, воспользовался бы формулировками, данными этим молодым индийцем.

Наши собеседники точно задались целью заполнить наши блокноты до конца. Перебивая друг друга, они сообщают нам все новые и новые подробности о себе.

— Из Махараштры вышел в девятнадцатом веке крупный журналист Тилак, ставший видным лидером национально-освободительного движения в масштабе всей страны… — (я вспоминаю по аналогии нашего Чокана Валиханова). — У нас сейчас появляются пролетарские поэты… — (вспоминаю Сабита Муканова тридцатых годов).

— У нас есть женщины-сказительницы, поэтессы. Часто неграмотные, они дают великолепные образцы устного творчества.

— О жизни неприкасаемых пишет наш крупный писатель Аннабхау Сатхе.

— Во время традиционных октябрьских религиозных празднеств мы ставим спектакли по деревням. Народ любит их. Мы очень ценим драму как средство приобщения неграмотных масс к культуре…

Ах, как им хочется высказаться! И как мне понятна эта атмосфера страстного стремления молодой литературы к выходу на широкую арену. Как им обидно, что их крупные произведения все еще мало переводятся! А ведь на языке маратхи говорят почти сорок миллионов человек.