— Ты что же это, чертяка, наделал тут, а? — зло спросила она, трогая бурые пятна на побелке, — только же побелила.
Она перевела взгляд и увидела труп мужа в тени обеденного стола, его лицо казалось чёрным от крови. Спичка в её пальцах догорела, и в наступившей темноте она заголосила. Женщина визжала так, как может визжать только сильно напуганная женщина.
Джанфранко был уже далеко, в трёх сотнях метров от места события, когда остервенело зло залаяла собака. Её лай понёсся над слободой, и его подхватывали один за другим все слободские псы.
Джанфранко ускорил и без того быстрый шаг, а лай так и летел ему в спину, да темно было. Но он не боялся темноты, не боялся и собак, он ощущал теперь себя членом банды. А по поводу убийства Гопак не испытывал никаких угрызений, это была работа. Да и, честно говоря, не любил он Туза.
Город гудел, как растревоженный улей, а полицейские с самого утра получали от своих начальников нагоняи. А полицейские начальники, в свою очередь, получали нагоняи от своих начальников. Поэтому все полицейские города, включая самого капитана, были энергичны и злы. Все выходные у них были отменены, и всех их доставали журналисты. Местные журналисты ещё полбеды, но ведь в город наехали ещё журналисты из соседних городов и даже из уездного центра. Всем им хотелось знать, что происходит в тихом, сонном провинциальном городишке. На что одному из них синьор Стакани важно сообщил:
— Это не для печати! Скажу вам по секрету, дружише, в нашем городе происходит обыкновенный криминальный передел.
— Криминальный передел! — вскричал журналист и понёсся на почту давать телеграмму в редакцию. — Криминальный передел! А мы-то думали, обыкновенные бандитские разборки. Нет, не всё так просто, — бубнил он на бегу, — тут пахнет сенсацией.
А наш герой ничего этого не знал. Ни про убийства не знал, ни про шумиху, которая с самого рассвета будоражила городок, вчера он допоздна не спал — мечтал. Мечтал о кареглазке, о красавице Рафаэлле. И его мечты не были мечтами скромного юноши, в его воспалённом любовью мозге девушка рисовалась либо обнажённой, либо полуобнажённой. Понятное дело, что с такими мечтами долго не заснёшь. Зато утром ему спалось весьма сладко. И спал бы он долго, не растолкай его Лука:
— Буратино, там от дона пришли, тебя спрашивают.
— Что? — не понял Пиноккио, открывая глаза.
— Люди дона тебя спрашивают. Рокко уже с ними разговаривает.
— А чего им нужно? — спросил Буратино, садясь на постели.
— Не знаю, мне не доложились.
— Ладно, — окончательно проснулся Буратино, — Лука, будь другом, принеси воды умыться.
— Уже, — сказал Лука.
После того, как привёл себя в порядок, Буратино вышел из «конторы», она же спальня, и увидел недешёвую бричку с дорогим конём. А уж только после этого он увидел одноглазого Рому, с которым уже встречался.
— А-а, Пиноккио, — улыбался нашему герою Рома, как лучшему другу,
— кто много работает, тот сладко спит. Позволь представить тебе, — одноглазый указал на немолодого уже и очень солидного синьора, — это синьор Реджинальдо Валлоне. Это правая рука дона.
Всё это было сказано таким тоном, что Буратино сразу понял, ему оказана большая честь, очень большая.
— Здравствуйте, синьор Пиноккио, — сказал синьор Валлоне, протягивая руку, — много о вас слышал и рад, что мы наконец познакомились.
— Мне также приятно наше знакомство, — отвечал Буратино, не понимая, что происходит.
А Рокко от души улыбался, видя недоумение приятеля.
— Вы неплохо потрудились за последнее время, — продолжал синьор Реджинальдо, — и вам многое удалось сделать. Вам удалось изменить соотношение сил. И теперь дон готов оказать вам свою помощь. Он больше не считает вас бесперспективным предприятием, и нам нужно обсудить ряд вопросов.
— Я готов, — произнёс Буратино, не веря своим ушам, — может быть, присядем? Правда, обстановка у нас, как видите, спартанская.
— Ничего удивительного, вы ведёте тяжёлую войну с серьёзным противником, и это всё объясняет.
Они прошли под навес, где обычно сидел ефрейтор Брассели, и уселись на ящики. Синьор Валлоне предварительно подстелил себе платок.
— Ещё раз приношу свои извинения, — видя это, произнёс Пиноккио.
— Ничего, парень, ты уж извини, что я тебя так называю, но мой возраст и опыт позволяют мне это делать. Лучше сидеть на ящике, чем лежать в нём. Ладно, оставим патетику, вернёмся к делу. Сегодня ночью произошли события, которые, как уже я сказал, изменили соотношение сил. Но! — синьор Валлоне сделал паузу и посмотрел сначала на Буратино, потом на Рокко. — Но такие события, как правило, имеют большой политический резонанс, вы понимаете это?
— Простите, синьор Валлоне, а о каких событиях вы говорите? — спросил Пиноккио.
— Умный мальчик, — сказал Реджинальдо, взглянув на Рому, — но, дружище, не надо слишком умничать со стариком Валлоне. Ты знаешь, о чём я говорю.
— Извините, синьор Реджинальдо, — вмешался Рокко, — но мой друг сегодня ночью спал и ещё не знает о случившемся.