Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

– Любопытный вопрос, – согласился учёный и тут же вскочил со стула и забегал по комнате, – наилюбопытнейший вопрос, интереснейший.

– И можно ли так заморозить и разморозить крысу?

– А человека? – подхватил учёный. – Это же надо, что за вопрос! Это не вопрос даже, а целая проблема. А эти идиоты-биологи годами занимаются какой-то дурацкой нервной системой дождевого червя и пишут об этих червях целые библиотеки. А как размораживаются лягушки весной?! Ай да умница, молодой человек! Вы знаете, мой юный друг, а ведь умение поставить перед собой вопрос – это уже половина решения проблемы. Вы меня радуете. У вас острый ум, а острый ум – первый признак таланта.

«Какой же ты нудный, дядя, – подумал Буратино и отставил от себя подальше плошку с кофе, – чёрт меня дёрнул ляпнуть про этих лягушек».

– Вы знаете, – продолжал учёный, – любопытство и лень есть две слагаемые прогресса. Дарвин утверждает, что человек произошёл от приматов. И я, глядя на некоторых людей, вынужден с ним соглашаться… Это я к чему? Ах, да. Так вот, тот самый пресловутый Дарвин говорит, что труд сделал из обезьяны человека. А я заявляю, что если человек и произошёл от обезьяны, в чём лично я не уверен, то человеком его сделал не труд, а лень. Да-да, банальная, заурядная лень с большой долей примеси любопытства.

– Вот и мне очень любопытно, как устроен аппарат по выделению спирта? – опять умудрился вставить Буратино.

– Ну, это элементарно, – сказал учёный без энтузиазма.

Он готов был уже опять вспомнить Дарвина и обезьяну, но на сей раз Пиноккио был настроен решительно:

– А как элементарно он устроен?

– Ну, вы ведь, наверное, знаете, что испражнения бактерий, то есть спирт лёгок и летуч. А значит, при малейшем повышении температуры спиртсодержащего раствора он будет выделяться в виде спиртового пара. Дальше элементарная конденсация, и вот он, спирт, готов. Всё просто. А зачем вам это нужно?

– Видите ли, – грустно сказал Пиноккио, – у меня папа пьющий.

– Ох, простите мою нетактичность, мой юный пытливый ум. Наверное, это для вас целая трагедия.

– Да, но я уже начинаю к этому привыкать. Мой папа действительно сильно пьёт, и каждое утро он неважно себя чувствует.

– Ах, какое горе, – всплеснул руками синьор учёный, – как я вас понимаю, наш дворник тоже пьющий. Такой он, когда пьяный, дуролом, простите меня за выражение, недавно забор сломал.

– К тому же мы не очень-то богатые люди, поэтому папа пьёт всякую гадость.

– Это вы о нём говорили, имея в виду стеклоочиститель?

– О нём, – сказал Буратино и тяжело вздохнул, – о нём и о его дружках.

– О, как это прискорбно! – продолжал соболезновать Фарелли.

– К тому же он у меня ещё и инвалид. И здоровье у него очень хлипкое. Поэтому я решил сделать аппарат и производить продукт для домашнего пользования. Это даст мне возможность следить за качеством продукта и сэкономить немного денег на учёбу.

– Какой вы заботливый сын и какой вы дальновидный юноша, – восхитился Дуремар.

– Поэтому я прошу вас, профессор, если у вас, конечно, будет для этого время, начертите мне, пожалуйста, конструкцию аппарата и, по возможности, распишите технологию.

– Конечно, о чём разговор. Только, знаете, я ведь не прикладник, я теоретик.

– Простите, – не понял Буратино, – вы не кто?

– Не прикладник, то есть я не занимаюсь прикладной наукой и практическими вопросами, – пояснил учёный, – аппарат я вам нарисую уже завтра, здесь ничего сложного. А вот с технологиями придётся повозиться недельку.

– Недельку? – спросил Пиноккио, обрадованный таким коротким сроком.

– И не меньше, дружище, не меньше. Вы ведь хотите серьёзное исследование и качественный продукт, а не пойло тётки Джульетты.

– Неделя меня устроит.

– Вот и отлично, сегодня же займусь вашим вопросом.

– Кстати, профессор, если у вас возникнут какие-нибудь затраты, будьте любезны сообщить мне о них.

– Это вы о чём? – не понял Дуремар.

– Я имею ввиду затраты, – пояснил Буратино, – денежные, естественно.

– Вы хотите меня обидеть?

– Нисколько, просто я не хочу вас затруднять.

– Да нет, мой юный друг, вы хотите меня обидеть.

– Нет, не хочу.

– Да нет, хотите, или вы не знаете, что настоящего учёного интересует презренный металл только как носитель определённой молекулярной массы.

Так препираясь, они дошли до двери. И уже на пороге Буратино спросил:

– Кстати, насчёт кнопки электрического звонка, когда к вам прислать подопытных?

– Завтра, ближе к вечеру.

– Хорошо, пришлю парочку, если смогу, то больше. Только обязательно снимите надпись, а то моих друзей она будет смущать, уж больно череп там страшный.

– Обязательно сниму. Всего хорошего, мой юный друг.

– До свидания, профессор.

Так они и расстались. И Буратино побежал домой. И прибежал туда. Находясь всё ещё под впечатлением, которое произвёл на него синьор Фарелли, Пиноккио молча уселся на кровать, вспоминая нюансы разговора с учёным.

– Что? Опять не получилось? – спросил Говорящий Сверчок.

– Нет, всё получилось, – отвечал Буратино задумчиво, – всё получилось даже лучше, чем я предполагал. Через неделю он даст нам чертёж аппарата и технологический паспорт.