Бурелом

— Оно так-то так, да ведь против богатого не пойдешь. Есть поговорка: с богатым не судись, с сильным не борись.

— Ничего, можно и побороться, — заявил уверенно Василий.

ГЛАВА 8

В канун рождества в Косотурье приехала Феврония. Похудевшая от епитимьи, которую наложил на нее старец Амвросий для «усмирения плоти», камаганская заимщица стала еще привлекательней. Остановилась она, как обычно, в доме отца.

Лукьян принял дочь с напускной строгостью.

— Зачем бог принес? — спросил сурово.

— Работника надо. Тебеневка началась, а Калтай, как на грех, без помощника остался.

— Поди, Ваську-табашника опять брать будешь?

— Посмотрю, если Андриан недорого запросит за Василия, тогда возьму.

Лукьян посмотрел на дочь исподлобья.

— И чего ты привязалась к нему? Как ровно других работников нет. Возьми из наших. Есть парни также болтаются зиму без дела. — Помолчав, добавил: — Ваське надо посуду каждый раз отдельную на стол ставить. Да исшо курит. А кто курит табак, тот хуже собак, — сказал он уже резко.

Феврония шумно поднялась со стула.

— Чуяла об этом и раньше. Ты вот лучше скажи, когда платить долг будешь?

— С деньгами плоховато стало. — Лукьян отвел глаза от пытливого взора дочери.

— Плоховато, говоришь? А сам хлеб скупаешь у мужиков.

— И тебе советую. — Лукьян потянул Февронию за рукав. — Чуял я от одного городского человека, что скоро хлеб взыграет в цене, — заговорил он вполголоса. — Да и свой-то хлебушко попридержи. Сказывал тот же человек, что гарью вот-вот запахнет. Понимай... — зашептал он на ухо дочери.

Молча кивнув отцу, Феврония вышла в небольшую горенку, где Изосим читал что-то Митродоре из старинной книги.

О приезде Февронии Василий узнал только на следующий день.

— Недавно был Изосим, — начал Андриан. — Велел сказать тебе, чтоб непременно зашел к Лукьяну. Приехала Феврония. Похоже, опять тебя в работники нанимать хочет.

— Кто ее знает. — Василий отвернулся к окну и поскреб пальцем наледь на стекле. — Неохота мне наниматься к ней.

— С хлебом туговато стало. Всего два мешка зерна осталось, да и те берегу на семена. А в сусеке мать уже веником муку подметает. Вот какие дела-то. — Помолчав, Андриан продолжал: — Нижние бревна избы сгнили, а где взять лес?

Василию уже надоели сетования на нужду, и он, одевшись, вышел на улицу.

Декабрь 1913 года был снежный. Косотурье потонуло в суметах. Василий взял лопату и начал отбрасывать снег от крылечка.

Февронию он заметил, когда она шла по тропинке через озеро. Прикрывая лицо от резкого северного ветра, Бессонова поднялась на косогор и, поправив пуховый платок, свернула в переулок к избе Обласовых.

— Здравствуй, Вася! — Феврония подала парню руку. Одетая в плюшевую душегрейку, отороченную дорогим мехом, разрумянившаяся от мороза, она была очень хороша, казалась моложе своих лет, и Василий невольно задержал на ней взгляд. На какой-то миг ресницы Февронии, покрытые легкой изморозью, дрогнули и глаза засветились счастьем. — Постоим здесь или в избу будешь звать?

— А тебе как?

— Лучше здесь, — ответила гостья и внимательно посмотрела на Василия. — Почему не приехал тогда, в покров, с Изосимом! — разделяя каждое слово, спросила она.

— Болел.

— Ты даже не спросишь, что со мной было в те дни, — в голосе Февронии прозвучала обида.

— Расскажи.

— Теперь нет охоты и рассказывать. Я вижу, тебе все равно, что бы со мной ни случилось. — И, как бы справившись с волнением, заговорила спокойно: — Пришла звать тебя в Камаган.

— Зачем?

— Поможешь мне в хозяйстве.

— А Изосим?

— Что Изосим?.. Он старый человек. Ему уже трудно разъезжать каждый день.

— Значит, снова в работники? — криво усмехнулся Василий.

— Нет, не то слово сказал, — горячо заговорила Феврония. — Для меня ты не просто работник, ты для меня невенчанный муж. Может, жил в моих девичьих думах, в песнях и в молитвах, да-да, в молитвах. Я просила Пречистую, чтобы она вернула тебя ко мне. Но видно, не дошла моя молитва до богоматери, и вот я сама приехала за тобой. — Феврония схватила за руки Василия и приблизила к нему пылающее лицо. — Я жду твоего слова.

— Пошли в избу, а то бабы уже начинают шушукаться, — кивнул он головой на двух женщин, стоявших с ведрами невдалеке и бросавших любопытные взгляды на Февронию.

Андриан встретил гостью приветливо:

— Проходи в передний угол, чо села у порога? — и шершавой рукой погладил скамейку. — Давненько не была в Косотурье, поди, с самой ярмарки.

Феврония перешла ближе к столу и, откинув шаль на плечи, оглядела избу. Низкий бревенчатый потолок, два покосившихся от времени окна, большие щели на подоконниках, сырые углы с осевшим куржаком в пазах, низенькие полати, — вот что она увидела.

«Не лучше, чем в моей малухе», — подумала женщина и, подавив вздох, спросила старого Обласова:

— Как зимуете?

— А так и зимуем, день прошел — к смерти ближе. В хозяйстве жить — обо всем приходится тужить. А вот чем тебя угостить, Феврония Лукьяновна, ума не приложу, — Андриан перевел взгляд на жену.

— Есть картошка вареная, пареная репа, рыбу можно сварить. Найдем, чем покормить. — Старая взялась за ухват.