Бурелом

— Давай, ребята, расходись. А завтра оповестим другие бараки и все соберемся во дворе. Надо нам выбрать старших для разговора с лагерным начальством, — закончил Прохор и спустился с нар.

На следующий день обширный двор лагеря заполнили военнопленные. Новость о свержении царя облетела все бараки, включая и офицерский. Накануне общего сбора комендант лагеря вызвал к себе старших офицеров из русских военнопленных и, предложив им стулья, произнес со скрытой усмешкой.

— Господа! У вас на родине трон царя рухнул. До получения необходимых инструкций от командования я склонен для вас, господа офицеры, ввести более свободный режим и начать подготовку к отправке на родину. Это тем более необходимо сделать, что мое отечество испытывает продовольственные затруднения. Я допускаю мысль о возможности репатриации и рядовых военнопленных. Очевидно, получу на днях нужные инструкции. Вы свободны, господа.

Офицеры вышли.

Вернувшись от коменданта в свой барак, они начали совещаться. Как быть? Старшие по чину настаивали на отправке рядового состава во Францию, где, по слухам, находился экспедиционный корпус русских войск, с тем, чтобы бороться до победного конца вместе с французами. Небольшая группа молодых офицеров тянула в Россию. В тот день так и не договорились. Вопрос был решен на митинге.

— Солдаты! Вы принимали присягу на верность царю и родине, — взобравшись на табурет, начал один из офицеров. — Царь отрекся от престола. Династии Романовых, которая правила Россией триста с лишним лет, пришел конец. Но это не значит, что военная мощь нашей родины будет ослаблена. Наоборот, воодушевленные новыми принципами правления, мы... — Тут офицер посмотрел через головы участников митинга по сторонам, нет ли близко немцев, и продолжал: — ...мы вновь пойдем на ратные подвиги и доведем войну до полной победы над врагом. Нам нужно добиваться отправки во Францию, для того чтобы соединиться с союзниками по общей борьбе. — Последние слова потонули в шуме голосов.

— Пускай отправляют домой!

— В Россию!

— На родину!

— К своим домам!

— Товарищи! — Прохор энергичным движением отстранил оратора и, заняв его место, выкрикнул: — Опять господа офицеры хотят нас гнать в окопы! Не пойдем! Война нам осточертела. Вы здесь ни одной тачки не вывезли из котлована, камни на себе не таскали, киркой и лопатой не работали, — повернулся он к группе офицеров. — А теперь еле живых людей думаете в окопы загнать? Не выйдет!

Товарищи! Я предлагаю избрать комитет, который бы, занялся отправкой военнопленных на родину. Кто за это, поднимите руки. Ясно вам? — кивнув головой на лес рук, обратился Прохор к группе офицеров.

После Черепанова выступили военнопленные из других бараков. В тот день на митинге был избран комитет из пяти человек для переговоров с немецким командованием об отправке военнопленных в Россию. Председателем комитета стал Прохор Черепанов.

В те дни он не знал покоя. С вагонами было плохо. Нужно было позаботиться о хлебных пайках, а на дорогу их выдавали мало, и военнопленные добирались до пограничной полосы голодными, разутыми и раздетыми, но с горячим желанием скорее вернуться к своим очагам.

Перед отправкой последнего эшелона в апреле 1917 года в барак к Прохору зашел знакомый ему доктор и, потирая оживленно руки, произнес с довольным видом:

— Нах Русланд ист Ленин ангекоммен — в Россию возвратился Ленин, — и похлопал Черепанова по плечу. — Балд вирд эс фриден зайн — скоро будет мир!

Прохор с чувством потряс руку доктора.

— Спасибо! Это большая радость для нас — Ленин! — О нем Черепанов впервые услышал от Кирилла Панкратьевича Красикова там, в Косотурье. Имя Ленина прозвучало в далеком от родины немецком городе Аугсбурге. Ленин в России! Прохор с трудом дождался последнего эшелона и вместе с другими военнопленными уехал на родину.

ГЛАВА 16

Месяца через два после ухода Василия в армию Гликерия вновь уехала к больной тетке на кордон.

— Теперь мне будет полегче, — обрадованно говорил ей дядя. — Феоктиса на ноги жалуется, а тут в огороде все поспевает, да и доить корову я не мастак.

Гликерия и сама была рада уехать из Косотурья. Все ей здесь опостылело. А тут еще Лукьян с разговорами начал приставать. Прошлый раз встретил на улице, остановил и говорит:

— Ты зашла бы как-нибудь вечерком к нам. Мы с Митродорой хотим тебе корову благословить. Как-никак, а все-таки робила у нас.

— Не нужна мне ваша корова. — Гликерия сделала попытку обойти Лукьяна, но старый Сычев, воровато оглянувшись по сторонам, промолвил вкрадчиво: — Ежели корова не нужна, найдем что-нибудь на замену. Серьги золотые можно купить, ну там бархату на душегрейку.

— Иди ты от меня, старый кобель, — с возмущением произнесла Гликерия и решительным движением отбросила руку Лукьяна со своего плеча.

Сычев волком посмотрел ей вслед: ишь ты, гордая. «Ничего, будет время — обломаю», — успокоил он себя и, заложив руки за спину, не спеша зашагал к своему дому.