Буреносец

Эльрик встал и, пошатываясь, направился к Огнезубу. Чудовище узнало его и в знак приветствия задвигало крылом. Его жесткие холодные глаза чуть потеплели. Когда Эльрик подошел, чтобы похлопать дракона по шее, то упал от слабости на одно колено и с трудом поднялся.

В прежние времена рабы седлали драконов, но сейчас друзья должны были сделать эту работу сами. Они отправились в хранилище упряжи и подобрали себе там седла, так как каждое из них было сделано для конкретного монстра. Эльрик с трудом удерживал тщательно изготовленное и подогнанное седло из дерева, стали, драгоценных камней и редких металлов. Ему потребовалось значительное усилие, чтобы преодолеть выбоину в полу. Не желая смущать его своими взглядами, двое друзей игнорировали его бессилие и занялись своими седлами. Драконы, должно быть, поняли, что Мунглум — друг, и поэтому не возражали, когда он осторожно приблизился к попоне своего дракона с высоким деревянным седлом с серебряными стременами и походившим на пику крестом, на котором виднелись родовые знаки одной древней благородной семьи, теперь уже полностью погибшей.

Когда они закончили седлать чудовищ, то подошли, чтобы помочь Эльрику, свалившемуся от слабости и сидевшему на полу, опираясь спиной на крутой бок Огнезуба. Пока они возились с подпругой, Дайвим Слорм сказал:

— Достаточно ли в тебе сил, чтобы вести нас?

Эльрик вздохнул:

— Для этого достаточно. Но для последующей битвы их просто нет. Надо найти какое-нибудь средство, придающее силы.

— Почему бы тебе и на этот раз не воспользоваться травами?

— Я потерял все запасы смесей, а теперь не найти ни одной травинки в полях, ни в океанах, ни в горах, не измененной Хаосом, а они заполнены лишь ужасными соками.

Оставив Мунглума завершать оснащение дракона Огнезуба, Дайвим Слорм вышел и вернулся с чашей жидкости, которая, как он надеялся, взбодрит Эльрика. Эльрик выпил ее, вернул Дайвиму Слорму чашу и, воспользовавшись стременами, взобрался и уселся в высокое седло.

— Принеси ремни, — приказал он.

— Ремни? — Дайвим Слорм застыл на месте.

— Увы, если я не привяжусь ими к седлу, то могу вывалиться на землю в полете с высоты в милю.

Так он устроился в высоком седле и сжимал поводья, украшенные его голубыми, зелеными и серебряными знаками, натягивая их умелой рукой, ожидая, пока не принесут ремни. Он слегка улыбнулся и шлепнул дракона по загривку.

— Вперед, Огнезуб, веди своих братьев и сестер.

Шумя крыльями, взревывая низкими голосами, драконы начали пробираться к выходу. Позади него на двух драконах, почти таких же огромных, сидели Дайвим Слорм и Мунглум. Их лица были мрачны и напряженны. Им внушала тревогу безопасность Эльрика. Как только Огнезуб задвигался своей перетаптывающейся походкой через анфиладу пещер, его сородичи последовали за ним, пока не выбрались в последнюю громадную пещеру, открывающуюся провалом в бушующее море.

Солнце все еще висело в том же положении в зените, алое и распухшее и, казалось, пульсирующее в ритме движений моря. Издав крик, полусвист, Эльрик шлепнул Огнезуба по шее кнутом.

— Вверх, Огнезуб! Вверх за Мельнибонэ и для мести!

Как будто чувствуя что-то чуждое в мире, Огнезуб чуть помедлил на краю уступа, задрал голову вверх и фыркнул, затем он прыгнул в воздух, его крылья забили, их размах был фантастичен и грациозен. Взмахи казались неторопливыми, но дракон летел с удивительной скоростью.

Вверх, вверх к распухшему солнцу, вверх, в горячий бурлящий воздух, вверх и вперед, на Восток, где ждал их дьявольский лагерь. В кильватере Огнезубу пристроились два брата-дракона, несущие Мунглума и Дайвима Слорма.

Девяносто пять драконов поменьше и самок темнели в золотисто-голубом небе, зеленые, красные и золотистые, ревя и полыхая, хлопая крыльями в согласном движении, их шум был подобен звучанию миллиона барабанов, когда они летели над чистыми водами с широко распахнутыми пастями и холодными, ледяными глазами.

Эльрик всматривался вниз слезящимися от ветра глазами — поверхность под ними текла и играла множеством богатейших и ярчайших красок, непрерывно изменявшихся от одного темного края спектра к другому. Но внизу была не вода — это была жидкая смешанная субстанция, естественная и сверхъестественная. Муки, страсть, страдания и смех казались осязаемыми струями бурлящего потока, так же, как и гнев и депрессия входили в ее состав результатом смешения с живой плотью, временами раздувающейся громадными пузырями.

От слабости и вида этой дикости Эльрика затошнило, он отвернулся и стал напряженно всматриваться вперед и вверх, на Восток, как бы проверяя правильность курса плавно летящего дракона.