Буреносец

– Нет… оставайся на месте! – воскликнул он, помимо своей воли испытывая отвращение. Но она не подчинилась ему. Она подползла и нанизалась на меч Элрика.

– Элрик, – воскликнула голова, – возьми в себя мою душу, потому что теперь я не нужна ни тебе, ни себе. Возьми мою душу, и тогда мы вечно будем вместе.

– Нет! Ты ошибаешься! – Он попытался выдернуть из ее тела свой голодный рунный меч, но это было невозможно. И, в отличие от всех других ощущений, которые доставлял ему меч, это было не лишено нежности. Душа его жены, теплая и отзывчивая, несущая в себе ее юность и невинность, перетекла в его душу, и он зарыдал. – Ах, Зариния! Любовь моя!

Так она умерла, и душа ее соединилась с его душой, как когда-то много лет назад произошло с душой его первой возлюбленной – Симорил. Он отвернулся от нелепого червеобразного тела, даже на лицо ее не стал смотреть, и медленно вышел из каюты.

Хотя он погрузился в мучительную скорбь, его меч, казалось, смеялся, когда Элрик убрал его в ножны.

Он вышел из каюты, и ему показалось, что палуба теряет свою форму, становится текучей. Сепирис был прав. Уничтожение Пьярая вызвало уничтожение и его жуткого флота. Джагрин Лерн явно времени даром не терял – он бежал куда подальше, но Элрик не мог преследовать его в нынешнем своем состоянии. Сейчас он только жалел о том, что не смог уничтожить этот флот раньше – до того, как тот добился своих целей. Меч и щит помогали ему – каждый на свой лад. Он спрыгнул с корабля на пульсирующую землю и помчался к нихрейнскому жеребцу, который то вставал на дыбы, то бил ногами, защищаясь от группы каких-то полубезумных адских существ. Элрик снова обнажил рунный меч, быстро разогнал врагов и вскочил в седло. Слезы текли по его лицу, и он, как безумный, поскакал прочь из лагеря Хаоса, оставляя позади корабли ада, которые быстро превращались в ничто. Они, по крайней мере, уже не смогут больше угрожать миру – Хаосу был нанесен ощутимый удар. Теперь ему оставалось уничтожить только само войско, хотя он и понимал, что сделать это будет нелегко.

Отбившись от наскакивавших на него уродов, он скоро присоединился к своим товарищам. Он ничего не сказал им, а лишь поскакал впереди – прочь от содрогающейся земли, в направлении к Мелнибонэ, где можно было подготовить последний оплот обороны против Хаоса, дать решающее сражение и завершить то, что предначертала ему судьба.

Он, рыдая, скакал все дальше и дальше от этого жуткого места, его темная душа страдала, и ему слышался юный голос Заринии, шептавший ему слова утешения.

Часть четвертая Уход обреченного владыки

Лишь человеческий разум способен постичь безграничность Космоса, выйти за грань обыденности, исследовать тайные пространства мозга, где прошлое и будущее сливаются воедино… Вселенная и человек связаны между собой, они отражают друг друга, содержатся друг в друге.

Хроники Черного Меча

Глава первая

Грезящий город больше не пребывал в величии своих грез. Когда-то прекрасные, ныне башни Имррира представляли собой обуглившиеся остовы; на фоне мрачного неба были видны каменные руины – темные и контрастные.

Облака, похожие на коричневатые клочья сажи, затмевали пульсирующее солнце, отчего шумные кроваво-красные воды, омывающие Имррир, приобретали темный оттенок и казались более спокойными, словно их усмиряли эти черные шрамы, рассекавшие их зловещее неспокойствие.

На груде развалин стоял человек и смотрел на волны. Он был высок, широкоплеч, с косыми бровями, заостренными ушами без мочек, высокими скулами и малиновыми переменчивыми глазами на мертвенно-бледном аскетическом лице. Одет он был в черный стеганый камзол и тяжелый плащ. И у того и у другого были высокие воротники, и это еще больше подчеркивало белизну его кожи. Неустойчивый теплый ветер играл его плащом, ощупывал его, а потом, завывая, мчался в разрушенные башни.

Элрик слышал этот вой, и его память наполнялась сладкозвучными, зловещими и грустными мелодиями старого Мелнибонэ. Вспомнил он и другую музыку, созданную его предками, которые изощренно мучили своих рабов и по тональности их криков подбирали из них оркестры, исполнявшие целые нечестивые симфонии. Эти ностальгические чувства на какое-то время полностью захватили его. Он настолько забылся, что даже пожалел о своем отступничестве, о том, что подверг сомнению традиции Мелнибонэ, – нужно было принять все как есть, и тогда его душа не претерпела бы этого мучительного раздвоения. Он горько улыбнулся.

Внизу появилась фигура, вскарабкалась по развалинам и встала рядом с Элриком. Это был невысокий рыжеволосый человечек с широким ртом и глазами, которые когда-то были яркими и веселыми.

– Ты смотришь на восток, Элрик, – пробормотал Мунглам. – Ты смотришь в прошлое, которое вернуть невозможно.