Буревестник

— Слушай, дядя Ермолай, — сказал паренек жалостным голосом. — Что нам тут делать? Выпивки все равно нету, а дело не ждет. Мне, ей-богу, в шахматы играть надоело, да и читать я целый день не могу… Айда в море!..

— Не желаю! — мрачно отозвался Ермолай. — Отвяжись, у меня и так голова болит…

— Черт с ней, с головой, дядя Ермолай! Давай-ка лучше еще раз снасть закинем…

— Ты бы хайло-то заткнул, — обрушился на него старшина. — Ишь, скупердяй, черт бы его драл!

— Кто скупердяй? — удивился Емельян.

— Да Жора этот самый. Другой у него будто и заботы нету, лишь бы нас без выпивки томить. Душа пересохла…

— Ну и дело — пускай она у тебя малость подсохнет, — сказал Емельян, — больно уж ты ее за последнее время поливал…

Ермолай только поморщился и негодующе пожал плечами. Емельян почесал у себя в седой голове, сдвинул картуз на затылок и отошел в сторону, туда, где механик со шрамом на виске — тот самый, который выступал на заседании, — резал разложенное на палубе листовое железо. Емельян уселся на кнехт и долго смотрел, как он работает. Наконец, механик его заметил.

— Что, дядя Емельян, к портному пришел? — сказал он. — Хочешь, я тебе зипун из этого материала выкрою?

— Не зипун, а лодку, давай, крои, — не задумываясь ответил рыбак.

Оба долго молчали. Емельяну стало скучно и он принялся нетерпеливо двигать пальцами босых ног, — резиновые сапоги остались в лодке, — потом встал, потянулся так, что у него хрустнули все суставы и, угостив Ермолая кулаком в спину, отправился на бак.

— Идем, что ли!

Ермолай даже не шелохнулся — словно ударили не его, а стену.

— Ну же!

— Куда? — мрачно проговорил Ермолай.

— Работать, тоска одолела.

— Что работать-то?

— Как что? Кроме как рыбу ловить, ты что еще умеешь делать?

— Пить, — с досадой вставил Андрей.

Старшина замахнулся на него кулаком, но паренек ловко увернулся.

— Что ж, — сказал Ермолай, неожиданно смягчившись, если все равно кабак закрыли…

Буфетчик, куривший на пустом ящике, счел нужным вмешаться:

— Я, товарищи, здесь ни при чем… И товарищ Данилов говорил, чтобы буфет все время торговал. Но товарищ Жора велел, чтобы только в обед открывать. Он и отвечает. А товарищ Данилов все время старался, чтобы как прежде торговали… Он, товарищ Данилов, сговорчивей был, он все ваши обстоятельства знает, — не со вчерашнего дня на судне…

Ермолай и еще несколько человек, стоявших поблизости, с интересом слушали. Емельян презрительно усмехнулся:

— Хорош сговорчивый!.. Батька его такой же сговорчивый был, когда трактир в Даниловке держал…

Рыбаки захохотали. Один из Мангалии спросил, правда ли это, и даниловские охотно ему подтвердили. Емельян не отставал от Ермолая:

— Идем, что ли, говорю, тоска одолела. Не для того мы с тобой на свет родились, чтобы сложа руки сидеть… Айда, ребята! А то руки у вас, небось, как у барышень нежные стали — забыли, когда бабайки держали… Куда Косма пропал?

— Он на баке, — поспешно ответил Андрей.

Все цугом, во главе с Емельяном, отправились на бак. Впереди виднелась качавшаяся у самого планшира мачта куттера и подъемная стрела, которая тащила сетку, до краев нагруженную только что доставленной одной из бригад камбалой. Из качавшейся сетки далеко кругом летели брызги соленой воды и рыбьей крови. Когда она, наконец, опустилась на палубу, парень в окровавленном прорезиненном фартуке бросился ее развязывать. Косма спокойно и молчаливо ему помогал. Стоя на первых ступеньках трапа, ведшего в трюм, на них смотрела Маргарита, пытаясь поймать взгляд Космы. Но парень на нее не глядел. Он был всецело поглощен своим делом, помогая весовщику, и даже раз улыбнулся отпущенной им шутке — улыбнулся особенной, серьезной и в то же время детской улыбкой. Девушка не видела этой улыбки. Она смотрела на его спокойную, высокую, массивную фигуру, на его красивую голову — и ею овладевало какое-то беспокойство, какое-то безотчетное недовольство. К весам подошли Емельян, толстый, красный Ермолай и другие. Андрей тоже принялся помогать взвешивать рыбу.

— Дядя Емельян! — крикнул Косма. — Бригада Луки Георге нас побила! Проигрываем соревнование!

— Так вам и надо. А мы с дядей Ермолаем его выиграем, это самое соревнование, туда его мать! — со смехом сказал Андрей, без всякого усилия поднимая корзину с камбалой, весившую, вероятно, больше мешка с цементом.

Маргарита окинула его быстрым взглядом: лицо у этого светловолосого паренька чистое и нежное, как у девушки, но боже ты мой, как он ругается! «Сразу видно — простой рыбак, необразованный, — думала Маргарита. — Да и Косма не лучше: о шикарной жизни в Констанце они, ясно, никакого понятия не имеют. Никогда, конечно, не бывали в ресторане «Морские чары», и не танцевали под музыку…» Она повернулась и отправилась на завод, но безотчетное недовольство так и осталось в душе у девушки. Чего ей не хватало? К чему она стремилась? Чего хотела? Она и сама этого не знала… «Ничего, пройдет», — решила Маргарита, принимаясь за работу.