Буревестник

Емельян выругался, другие громко засмеялись, но Адам, нисколько этим не смущаясь, спокойно и терпеливо продолжал:

— Тебе, как передовому рыбаку, вовсе не пристало смеяться над наукой.

— Какая там наука, Адам! У меня практики больше, чем у всего твоего института.

Рыбаки в лодке снова засмеялись.

— Вы думаете, он меня посадил, а? — с самым веселым видом продолжал Адам. — Ладно, пусть будет по-вашему. Через неделю поговорим, а если срок мал, то можно и через две. Если вам и тогда не будет ясно, что я прав, поговорим еще раз. Все равно, пока не поймете, я от вас не отстану.

На это рыбаки не нашлись что сказать.

— Сами увидите, какой толк от этой пресловутой практики без науки, — такой же, как от науки без практики: бычка тухлого не стоит. Поживите без нее, пока не надоест, а за картой на пароход все равно придете.

На этот раз Адам оставил рыбаков в некотором раздумье. Они долго смотрели вслед шумно и весело подпрыгивавшему на волнах куттеру, на носу которого все еще сидел, поглядывая на них через плечо, босой человек в парусиновых штанах.

— Ишь, смеется: упрямый черт! — сказал Афанасие, молодой парень из лодки Романова.

Емельян, больше для того чтобы поддержать свой авторитет, ругнул Адама:

— И нечего вам ему в рот смотреть. Как его в партии научили, так он и говорит. А здесь я распоряжаюсь: как сказал, так и делайте.

— Не очень-то ладно получается… — пробормотал кто-то из молодежи.

Емельян угрожающе посмотрел на рыбака:

— Ты, видно, больше моего знаешь!

— Не то, дядя Емельян, а все будто…

— А если не знаешь, то и молчи! Я сам себе голова! Садись-ка, ребята, на бабайки, довольно нас этот самый Жора своими разговорами держал, тоже умник нашелся!.. Им ведь, коммунистам-то, лишь бы проповедовать…

Ночью, при свете полной луны, еще не успевшей как следует подняться из моря, бригада Емельяна «проверила» крючковые снасти двух соседних бригад, нагрузила рыбой лодки, а пустую снасть поставила обратно в море. На носу «Октябрьской звезды» имелась доска, на которой отмечались результаты улова. На следующее утро бригада Емельяна Романова значилась на ней первой, а две соседние с ней по месту лова бригады вовсе не были указаны.

Емельян продвинулся на несколько миль далее и на следующий день снова оказался первым, впереди Луки Георге и Вангели, а соседей его опять в списке не было.

Прошло три дня. Адам находился на куттере Луки, который только что выгрузил рыбу и возвращался к своей бригаде, и беседовал со старшиной Павеликой — смуглым моряком с черными, сильно тронутыми сединой волосами. Оба сидели в застекленной рубке: Павеликэ медленно вращал штурвал, не отрывая глаз от компаса. Адам курил папиросу.

— Тяжело! — жаловался старшина. — Каждый месяц мы двадцать пять дней в море. Так по жене соскучишься, что спать не можешь. А тут еще жарища. Лежишь и думаешь о бабе, чуть с ума не сходишь. На правый бок ляжешь — не спится, на левый — еще хуже, на спину повернешься — не идет сон да и только! А на животе разве заснешь? Какой уж тут сон!

Адам заметил, что уголком глаза Павеликэ смеется, хотя все это говорилось совершенно серьезно. Адам расхохотался:

— Что поделаешь, такая служба…

— Домой возвращаешься, думаешь: «Ну, теперь держись, зацелую-замучаю». Вернешься… а пыл, оказывается, прошел. И в мыслях того нету. Пока тебя разберет, опять в море пора! А в море опять начинается…

Павеликэ с чувством вздохнул, следя за парой дельфинов, игравших впереди куттера. Они круто поворачивали, мелькая то справа, то слева, их длинные черные туловища с желтым брюхом молнией сверкали в воде, на мгновение сходились, потом снова стрелой расходились в стороны.

— Видите? — спросил Павеликэ.

Он был совершенно серьезен, смеясь одними глазами, отчего на висках у него собирались морщинки.

Адам громко расхохотался, Павеликэ посмотрел на него искоса.

— А известно ли вам, — сказал он, — что мы получаем только по шестисот лей в месяц, тогда как рыбаки зарабатывают до двух тысяч, а иногда и до двух с половиной? Считается, что у нас восьмичасовой рабочий день. А когда мой бородач Лука круглые сутки ловит рыбу, я что, сплю? А когда приходится в море чинить мотор и хороводиться все ночи напролет с вашими рыбаками, которые умеют спать только у себя в Даниловке, это как считается?

— Кажется, вы уже поднимали этот вопрос на производственном совещании? — спросил Адам.

— Поднимали, да что толку?

— Вот тут-то вы, брат Павеликэ, и ошибаетесь. Министерство решило уравнять ваш заработок с рыбацким. С первого числа будущего месяца вы будете получать столько же.

Павеликэ повернулся и посмотрел на Адама:

— Это вы устроили?

— Нет. Областной комитет партии обратился к министерству и министерство приняло такое решение.

Павеликэ помолчал.

— Это неплохо. Совсем неплохо! — заметил он, немного погодя.

— Справедливо, — сказал Адам.

— Правильно, что и говорить. При хорошем заработке и работа иначе спорится.

— Скажи жене, — продолжал Адам, не глядя на Павелику. — Пусть тоже порадуется. Когда вернешься с моря…

Крепившийся до сих пор Павеликэ не выдержал и при последних словах Адама разразился неудержимым хохотом.