Буревестник

Ветел он не нашел. Срублены они были, по-видимому, совсем недавно. Поваленные стволы лежали тут же; один был обчищен, на других еще сохранились ветки. На земле виднелись следы гусеничного трактора и колес с железными ободьями. Все было смято, затоптано, разворочено. Лишенные защищавшей их тени, цикута, репейник и душистые травы завяли и высохли. Адам рассчитывал найти здесь укромное убежище, где бы он мог, никем не тревожимый, дождаться Ульяны, но такого убежища больше не было. Не было и тишины. На краю вырубленной рощи, где еще оставалось три не срубленных дерева, слышались удары топора. По развороченному гусеничным трактором и телегами проселку проходили люди. Одни равнодушно поглядывали на Адама, другие вовсе не обращали на него никакого внимания. Четко вырисовываясь на фоне бледного неба, он неподвижно стоял среди поваленных деревьев.

Ульяна шла быстро, почти бежала. На ней было голубое, выцветшее платье, голова была повязана голубой косынкой, туфли обуты на босу ногу. Запыхавшись, она переходила на быстрый шаг, потом снова пускалась бежать. Увидев Адама, она остановилась, как вкопанная. Адам вышел ей навстречу.

— Я приехал за тобой, — сказал он просто.

Их взгляды встретились, для чего Ульяне пришлось поднять глаза, хотя и сама она была хорошего роста. Туго повязанная под подбородком косынка делала лицо ее по-девичьи узким, увеличивая сходство с прежней Ульяной. Она долго смотрела на него своими большими серыми, ясными, светлыми глазами, и переполнявшие их слезы медленно текли по ее щекам и подбородку. Новое мягкое, ласковое выражение появилось на ее лице.

Адам не узнавал в ней прежней Ульяны. Это была реальная женщина, а не созданная его любовью и воображением мечта.

Она была не так красива, как та девушка, которая запечатлелась в его памяти, даже ростом была она словно ниже. Словом, перед ним стояла крестьянка, жена рыбака.

— Я приехал за тобой, — повторил Адам.

— Как ты узнал?

— От Емельяна. Идем.

Он взял ее за руку, потом вдруг остановился и, повернувшись к ней, спросил:

— Детей у тебя нет?

Слезы сразу высохли у Ульяны. Она утерла глаза и отрицательно покачала головой:

— Нету… Да, кажется, и не могу я рожать…

— Ну, идем, — ласково сказал Адам.

Но Ульяна настояла на том, чтобы зайти проститься к жене Емельяна. Низко поклонившись подруге, она поцеловала ее, поблагодарила за хлеб-соль и объявила, что бросает Симиона и выходит за Адама. Попрощавшись с хозяйкой, они пошли. Проходя мимо места, где когда-то стояла хата, в которой он вырос, Адам заметил, что ее стены совсем развалились: еще немного — и они сравняются с землей. Миновав памятное место, Адам оглянулся, потом решительно двинулся вперед.

Крестьяне на телегах, шоферы на грузовиках, турки на своих осликах, проезжавшие в тот день по шоссе, которое ведет из Даниловки в Констанцу, то приближаясь к берегу моря, то отходя от него, могли видеть двух путников, ни на кого не обращавших внимания и имевших такой вид, будто на свете никого, кроме них, не существует. Это были высокий, плечистый мужчина со строгим лицом и стройная женщина с замечательно ясными, светлыми и чистыми глазами. Они были чем-то похожи друг на друга, так что их легко можно было принять за брата и сестру. Но их об этом никто не спрашивал: телеги, стуча, проходили дальше; гудя и поднимая облака пыли, проносились и быстро исчезали за горизонтом грузовики; турки, не поворачивая головы, проезжали мимо на своих осликах.

А Адам с Ульяной все шли и шли, крепко держась за руку. Справа от них было море, слева — желтые, как мех степного суслика, пологие холмы. Ветер крутил вокруг них подорожную пыль, море торжественно гудело в ушах, солнце грело и ласкало их золотыми лучами заката. А они все шли. Настал тихий вечер, на степь опустился лиловый сумрак, море оделось во все оттенки пурпура, в небе долго, неподвижным пламенем, догорала вечерняя заря. Шелестели высохшие травы, завели свою музыку кузнечики, будто кто-то тер друг о друга сухие костяшки и в то же время щипал струну из тонкой серебряной проволоки. Стемнело, а они все еще шагали по мягкой пыли шоссе. Над ними, в ночном небе, огромными бриллиантовыми диадемами загорелись созвездия. Ночь выдалась светлая и теплая, мягкий морской воздух был напоен чистыми, дикими ароматами полыни, мяты, пахнувшей лимоном мелиссы.

Адам решил не прикасаться к Ульяне, пока они не станут мужем и женой. Но он явно переоценивал свои силы и теперь сам не знал, что будет делать в следующую минуту. Не выпуская ее руки, он осторожно увлек ее за собою в степь. Под их ногами сухие травы запахли еще сильней. Они подошли к подножию большого кургана, спугнув что-то испуганно зашелестевшее при их приближении — не то перепелку, не то полевую мышь. Адам уложил Ульяну на еще теплую после дневного зноя землю, лег рядом с ней и обнял ее.