Буревестник

Снова группа Челнокова получает новое задание — разбомбить противника на переправе через Днепр. Летчики старательно «прочесали» большой район, но нигде врага и его следов не обнаружили. «Не может быть, чтобы гитлеровцев нигде не было», — подумал Челноков и решил вернуться на то памятное поле со стогами, где произошел бой. Он не ошибся и на этот раз: немцы со свойственной им педантичностью снова привели поле в первоначальный вид, и золотистые стога опять красиво поблескивали на солнце. Но эта идиллическая картина уже не могла обмануть летчиков. Бой начался. И здесь Нельсон впервые увидел, как гибнет товарищ. Только черный столб дыма остался на том месте, где только что был самолет…

Бой кончился, и группа ушла по направлению к Полтаве. И здесь вечером Степанян еще раз понял, как важно, когда с тобой рядом есть старший товарищ, который все понимает. Нельсон хотел что-то сказать, но Челноков мягко прервал его.

— Смерть надо переживать молча! — только и сказал он.

Степаняну многое стало ясно: на фронте другая жизнь, другое мерило горя — лучше ничего не говорить о погибшем, а посидеть и помолчать или вспоминать о нем так, как будто он вышел, но обязательно вернется. И это он тоже навсегда запомнил.

Прошло уже больше недели, когда летчики, наконец, довели машины до Черного моря. В пути пришлось несколько раз останавливаться и запасаться горючим. Наконец долгожданное море — задание выполнено, самолеты доставлены по назначению.

Но тут группу ожидала неожиданная новость. По распоряжению командования И. В. Челнокова отправили обратно в Воронеж за самолетами для Балтики (его там ждали другие летчики), а Степаняна с товарищами оставили на новых машинах на Черном море.

Все были очень расстроены — еще бы, привыкли к командиру, чувствовали себя с ним просто и в то же время надежно. А теперь надо расставаться. Особенно переживал Степанян.

— Что же, Батя, вас «уводят»? Неужели нельзя нам тоже на Балтику? — горячился он.

Но и он и командир прекрасно понимали, что все это напрасные сожаления: приказ есть приказ и надо его выполнять. Так и остался Нельсон на Черном море и стал воевать уже в одесском небе, хотя в душе по-прежнему считал он «своим» полком тот полк на Балтике, где он начал свой боевой путь.

…Энергично наступают немцы, стараясь уничтожить все на своем пути. Они идут на любые преступления: расстреливают мирное население, разрушают и сжигают дома. Применяют «живые щиты» при наступлении — идут в атаку, прикрываясь женщинами и детьми. Ведут себя как последние бандиты. Темная вражеская сила двигалась по советской территории. Зловещим чернильным пятном расползается гитлеровская армии на карте страны…

Чувство ненависти охватило Нельсона. У него, у человека, отличительной чертой характера которого была доброта, утвердилась только одна четкая и острая мысль, не дававшая ему покоя ни днем, ни ночью, — уничтожать врага! Уничтожать как можно больше!

А вражеские полчища наступали, стараясь использовать свои временные преимущества. С запада на Одессу шла румынская кавалерия, за ней артиллерия, мотопехота, танки. Фашисты рассчитывали на молниеносную войну, и такое жесточайшее сопротивление было для них неожиданностью. Сопротивлялись и земля, и море, и небо. На помощь нашим наземным войскам была брошена авиация. На каждого летчика падала огромная, сверхчеловеческая нагрузка, выдержать которую, казалось, было просто невозможно. Но это только казалось. Люди делали все и даже сверх того, что нм было приказано делать. Никто не жалел ни своей жизни, ни сил. Время приобрело совершенно другое значение. Оно стало главным. Оно уже не измерялось годами, как раньше, когда человеческая жизнь, казалось, не имела предела. Теперь счет шел в лучшем случае на часы, а то и на минуты и секунды. Судьба человека решалась мгновениями, и это знали все. Знали и все равно шли на все, чтобы уничтожать фашистскую нечисть.

Энтузиазм мирных дней превратился в ярость военных будней. Те, кто умел достойно трудиться, учились умело и отважно воевать. Снова учеба, снова преодоление отсталости, на этот раз в военном деле, в той области, где враг был особенно подготовлен и вооружен. Сказывались ошибки руководства в первые дни войны. Сказывалась молодость, отсутствие опыта, отсутствие техники и знаний. Вчерашние рабочие и крестьяне сражались с армией, руководимой опытными военачальниками. Технике, создаваемой всей Европой, противостояла техника молодой Советской республики. Опыту завоевателей — страстное стремление победить. Наглости — отвага.

Тяжелы первые дни войны. Горьки долгие месяцы поражений. Невыносимо смотреть на откатывающуюся на восток армию. Больно и обидно. Но враг не учел одного: война стала общим делом, она касалась каждого, воина стала всенародной!