С явным неудовольствием Стрэйндж жестом пригласил его высказаться. Томас вышел вперед и повернулся к публике. Несмотря на всю любовь к одиночеству, он знал большинство из присутствовавших здесь англичан, валлийцев и шотландцев и со многими из них раскланивался.
– Нам нужны факты, – сказал Томас. – За последнюю неделю я слышал больше слухов, чем за прошедший год, и мне нужно знать, соответствуют ли они истине. Если французы начнут наступление на север в этом году, где наша армия, готовая разбить их и отбросить назад? Все разговоры о перемирии пока что ни на чем не основаны. Почему здесь нет Йорка, Глостера или Саффолка? У нас во Франции имеются трое высокопоставленных аристократов, которые могут послать солдат в бой, а о них ни слуху, ни духу. Мы посылали гонцов в Нормандию?
– Я посылал, – ответил за всех Стрэйндж. При воспоминании об этом его лицо исказила гримаса. – И не получил никакого ответа от герцога Йорка. Они бросили нас на произвол судьбы.
Он хотел было продолжить, но Томас заговорил вновь, и раскаты его низкого, звучного голоса гулко прокатились по притихшему залу. Он уже принял решение. Ему претило высказываться в поддержку барона, но у него не было выбора. Земля составляла все его имущество. Если бы он оставил ее, ему с семьей пришлось бы побираться на улицах Портсмута или Лондона.
– Я отправлю моих девочек в Англию, пока мы будем выяснять масштабы грозящей нам опасности. Предлагаю вам сделать то же самое, если ваши семьи еще находятся здесь. У вас имеется достаточно средств для того, чтобы поселить их в гостиницах в Нормандии или Англии. Мы не сможем сохранить ясный ум, если нам придется защищать женщин.
– Стало быть, ты на моей стороне? – спросил барон Стрэйндж. – Несмотря на наши разногласия?
– Господи, барон, я уже собирался просить тебя встать на мою сторону, – ответил Томас с едва заметной улыбкой в уголках губ.
Среди публики раздался смех, и барон покраснел.
– Как бы то ни было, я не брошу свою ферму. Я готов внести свою долю в фонд для найма солдат, но нам нужен хотя бы один офицер-ветеран. Лучше всего было бы заполучить закаленного в битвах лорда, дабы он сделал имя нашему маленькому мятежу.
В зале послышались смешки. Томас окинул взглядом присутствующих и увидел перед собой коренастых земледельцев с красными, натруженными руками.
– Все это будет, если французские солдаты постучат в двери наших домов. О, я видел, как англичане обращают в бегство превосходящие силы французов. В свое время я не раз видел перед собой их спины.
Он сделал паузу и подождал, когда стихнет смех.
– Но мы не сможем удержать нашу землю теми силами, какими сейчас располагаем. Все, что мы можем сделать, – заставить их заплатить за нее.
– Что? – с недоумением спросил барон Стрэйндж. – Ты говоришь о поражении еще до того, как началось сражение?
– Я говорю только то, что вижу, – сказал Томас, пожимая плечами. – Для меня это не имеет значения. Я все равно буду стрелять в них, когда они придут. Я буду сражаться, даже если останусь в одиночестве. У меня нет выбора. Но знаете, до того, как стать фермером, я был лучником, к тому же английским лучником. Мы никогда не бежим потому, что нас меньше.
Он сделал небольшую паузу, поразмыслив.
– Возможно, если мы отбросим их назад, английским лордам
– Кто это? – поинтересовался Стрэйндж, привыкший к репутации человека, располагающего связями.
Для него явилось неприятной новостью, что Томас Вудчерч имеет столь высокопоставленных друзей.
– Тебе это имя ничего не скажет, барон, а ему не понравится, если я назову его. Много лет назад мы сражались вместе, бок о бок. Он будет со мной откровенен, поскольку кое-чем обязан мне.
– Хорошо, пусть это останется твоим секретом, Вудчерч. Ты поделишься со мной новостями, которые узнаешь от него?
– Поделюсь. Максимум через месяц. Если мне не удастся встретиться с ним в течение этого времени, значит, он не хочет со мной встречаться, и тогда нам придется рассчитывать только на самих себя.
Барон Стрэйндж неуверенно кивнул. Он не питал ни малейшей симпатии к Томасу Вудчерчу. Каждый раз, когда упоминался его титул, у того на лице появлялась странная усмешка, и это страшно раздражало барона. И все же он знал Томаса как человека слова.
– Я тоже отправлю кое-кому письма, – сказал барон. – И все, у кого есть друзья в армии, должны сделать то же самое. Через месяц мы снова соберемся здесь и тогда выясним, каково наше положение.
Томас почувствовал, как его кто-то хлопнул сзади по плечу, и, обернувшись, увидел Бернара, одного из тех немногих, кого он мог бы назвать друзьями.
– Ты не присоединишься к нам, приятель? После всех этих разговоров меня мучит жажда.