Буревестники

– Мне показалось, что Иоганн обращался ко мне, – отрывисто произнес Лука. – Он поведал мне о том, как я лишился отца.

– А я уверена, что он общался именно со мной, – вымолвила она, – Иоганн говорил то, что могли знать лишь те, кто находились в замке, но его же там не было! Значит, мудростью его наделяет Господь! На него снизошел Дух Святой.

– Ты ему веришь?

Она кивнула:

– Да. Он не мог просто угадать это. Его слова были настолько верными – и картина была очень яркой. Правдивой.

Лука подал ей руку, и она положила ладонь на сгиб его локтя. Молодые люди направились по узкой лестнице к припортовому постоялому двору. Фрейзе и Ишрак побрели за ними в скептическом молчании. Тощий рыжий котенок бежал следом, пытаясь не отставать от Фрейзе.

– Я что-то не заметил, чтобы ты плакала, – сказал Фрейзе молчаливой Ишрак.

– Я редко плачу, – ответила она.

– А я реву, как ребенок, – признался Фрейзе. – Иоганн воодушевляет. Но я не представляю, что и думать.

– Он мог сказать такое где угодно, – без обиняков заявила Ишрак. – В любом порту на побережье найдутся женщины, потерявшие отца. В большинстве городов кого-то да оставят без наследства.

– Ты не веришь, что Иоганна призвал Господь?

Она коротко засмеялась и решилась признаться:

– Я вообще не уверена насчет Бога.

Фрейзе улыбнулся:

– Так ты язычница?

– Мать растила меня мусульманкой, но всю жизнь я провела в христианском доме, – объяснила Ишрак. – Образование мне дал отец Изольды, дон Лукретили: из меня сделали ученого, который во всем сомневается. Я толком не знаю, во что верить.

Лука с Изольдой продолжали разговаривать.

– Мне невероятно сильно не хватает отца, – признался Лука. – А мать… – Он не закончил фразы. – Самое ужасное – быть в неведении. Я не знаю, что именно случилось, когда их похитили – да и живы ли они вообще?..

– Родители отправили тебя в монастырь? – спросила она.

– Они были убеждены в том, что я поразительно способный и мне надо дать шанс стать не простым фермером. У них был надел земли – мы неплохо жили и не бедствовали, но если бы я унаследовал ферму и остался в деревне, то не увидел бы ничего, кроме холмов и лугов. Я бы вел хозяйство после их смерти и передал бы все своему сыну. Им хотелось, чтобы я учился и достиг чего-то при церкви. Мама никогда не сомневалась в том, что Бог наградил меня талантами. Отец понимал, что я разбираюсь в цифрах получше купцов и начинаю говорить на других языках чуть ли не сразу, когда слышу чужую речь. Он решил, что мне нужно дать образование. Вот так все и получилось, – подытожил Лука.

– Но ты мог с ними видеться после того, как сделался послушником?

– Да. Будь они благословенны: родители посещали храм аббатства почти каждое утро, а по воскресеньям бывали в монастыре дважды. Они часто стояли возле входа в церковь и высматривали меня, когда я был хористом – ну а я из-за своего маленького роста не мог толком ничего увидеть и поэтому забирался на скамеечку для коленопреклонений. Когда мама навещала меня в монастыре, она всегда приносила мне что-нибудь из дома: веточку лаванды или пару яиц. Наверное, она по мне очень скучала. Я был ее единственным ребенком. И, видит Бог, я тоже по ней скучал!

– А ей не хотелось оставить тебя дома, несмотря на амбиции твоего отца? – поинтересовалась Изольда, живо представив себе, каким чудесным мальчуганом был Лука.

Он ответил не сразу.

– Имелась еще одна причина меня отослать, – произнес Лука после паузы. – Понимаешь, они были немолодые, когда я родился. Они много лет молились о первенце, но Бог не давал им детей, поэтому в деревне мое рождение многих удивило.

– Удивило? – переспросила она.

Булыжники оказались скользкими. Изольда потеряла равновесие, но Лука вовремя успел ее подхватить. Оба застыли, словно соприкосновение их потрясло, а затем неторопливо продолжили свой путь. Их шаги на удивление хорошо совпадали.

– Если честно, все было гораздо хуже, – со вздохом проговорил Лука. – Я не люблю вспоминать про то гадкое время. В деревне сплетничали обо мне. Соседи твердили, что я подменыш – ребенок, которого мои родители не зачали, а получили. Говорили, что мать и отец нашли меня на пороге дома или даже в лесу. Меня называли ребенком ф… – Он не мог заставить себя выговорить это слово, – фе…

– Ребенком фейри?[3] – шепотом подсказала Изольда, ощущая его болезненное смущение.

Лука кивнул, как будто признавался в преступлении.

– Тут нет ничего позорного! – воскликнула она. – Чего только народ не болтает! А невежественные люди предпочитают верить сказкам про волшебство, а не разумным объяснениям.

– Нас опозорили, – добавил Лука. – Рядом с нашим домом находился лес – на нашей собственной земле, – и его называли заколдованным. Говорили, что моя мать, отчаянно мечтая о ребенке, отправилась туда и возлегла на ложе лорда фейри. А спустя девять месяцев она родила меня и выдала моему отцу за смертного мальчика. Когда я подрос, то смог учить языки и разбираться в цифрах в мгновение ока. Соседи тотчас начали распускать обо мне слухи, дескать, это доказывает, что моя мудрость гораздо глубже, чем у простых смертных.