Буревестники

— Ах, Ивана Циммермана? — дурашливо заулыбался громила и сдёрнул с головы картуз. — Ах, простите, ошибочка вышла! — и, схватив приказчика за шиворот, загремел: — А ну вытряхайся отсель, жидовское семя!

Пьяный смерч гулял по базару, дышал водочным перегаром, хрипел матами, крушил стекла и челюсти, раздёргивал меха гармоники… В одном конце орали блатную песню, в другом – наяривали новомодную частушку:

Царь испугался,

Издал манифест –

Мёртвым свободу,

Живых под арест!..

Одни горланили частушки про японских генералов:

Генерал японский Ноги – батюшки! –

Чуть унес от русских ноги – матушки!..

Другие – про своих:

Куропаткин генерал

Все иконы собирал

И приехал за Байкал –

Словно церковь обокрал!..

Иван Рублёв в бескозырке, чудом державшейся на голове, в расстёгнутой шинели и белых рабочих штанах, вымазанных в грязи, встретил в толпе Степана Починкина и, пьяно посмеиваясь, полез к нему целоваться.

— Стёпка, друг! Дай поцелую! Люблю! За ум необык… ик… новенный! За см-м-мелось! А ну покажь им всем ту открыточку… Как там?.. «Мы к-кормим вас, а вы… а вы, сволочи, стреляете в нас!» Стреляем, Стёпка, да? Сволочи, мы… Мы, но не ты! Ты герой, ты…

— Молчи, дурак! — злобно шипел Починкин, отстраняясь от мокрых усов приятеля. — Надрался! Интересно, какая это скотина вас напоила?

— Ясно какая – охранка! — сказал подошедший с другого конца базара Назаренко. — И смотри – уже исчезли! Мавр сделал своё дело… Проворонили мы, товарищи, митинг, наша вина, хотя и не мы его организаторы. А сейчас эту пьяную толпу уже не образумишь…

— Идут! — раздался чей-то вопль. — Депутаты, что за комендантом посылали, идут!

— Что-то Казбека не видно с ними! — усмехнулся Степан.

Толпа качнулась к воротам навстречу депутации, впереди которой широко шагал унтер-офицер Первак, степенный немолодой моряк с толстыми пшеничными усами – один из немногих сверхсрочников Сибирского экипажа, которых уважали матросы.

Первак сдёрнул фуражку с головы, гулко откашлялся и зычным голосом унтера объявил народу:

— Так что отказался принять нас генерал Казбек. С чем пришли, с тем и ушли!

Рёв прокатился по толпе и распался на отдельные выкрики:

— Брезговают нами господа енаралы!

— Ну и хрен с ними!

— Вот вам и манифест, товарищи!

— Бей офицеров!

— Фараонов бей!

Солдатская толпа, оборванная и жалкая, голодная и пьяная, толпа, которой было отказано в праве называться людьми, рычала словно раненый зверь. Выход ярости она нашла в конкретном призыве – бить офицеров и полицейских, но ни тех, ни других поблизости не было, и чёрно-серая масса, сметая и круша всё на своём пути, как раскалённая лава, хлынула на город.

С испугом смотрела на неё из окна своего магазина мадам Воложанина, со странной улыбкой – Сиротин, остановивший извозчика у базара, с болью – Назаренко, который понимал, что попытка остановить эту лаву была бы безумием.

«Красный петух» забил огненными крыльями над зданиями военно-окружного суда, морского собрания, над офицерскими флигелями. Он перелетел через бухту Золотой Рог и ринулся на заросший лесами Чуркин, а точнее, в расположение крепостных минных рот…

— Ваше превосходительство! Вызванные с фортов, согласно вашему приказу, двенадцать батальонов с артиллерией и пулемётами прибыли в город!

— Ага! Отлично! Немедленно выдвинуть их в район базара, оцепить казармы Сибирского экипажа и Хабаровского полка!

— Прибывшие части уже в районе базара, но…

— Что «но»? Да говорите, не тяните!

— Но они присоединились к бунтовщикам…

— Ах ты! Это уже настоящее восстание! А казаки прибудут только завтра. Что же делать? Что же делать?

— Извините, ваше превосходительство, но вам надо было всё-таки пойти на митинг. Вы с вашими дипломатическими способностями легко бы уговорили толпу не учинять беспорядков. Они послушались бы коменданта…

— Нет, дорогой мой начальник штаба, миндальничать с нижними чинами я не намерен! Солдат – это не человек, это ружьё. До поры, до времени оно находится в пирамиде, то бишь в казарме, а когда надо пустить его в дело – просто спускают курок, и оно стреляет. И вся недолга!

— Да, но если ружье заржавеет, оно стрелять не будет. Его нужно сначала прочистить и смазать.

— А ты хитер, Май-Маевский! Ладно, прочистим завтра… казачками! И смажем, если сможем… Нет, каков каламбур! Видишь, я ещё не потерял способности острить! Ни в коем случае нельзя поддаваться панике…

— Да, но казаки будут только завтра, а может, даже послезавтра, а нас, возможно, к тому времени матросня уже поджарит… Что же делать? Что же делать?

— Есть ещё одна мыслишка, ваше превосходительство… Мне кажется, что мы недооцениваем роль местной интеллигенции. Она многое могла бы сделать в деле успокоения гарнизона…

— Этих либеральных болтунов?! Да ведь именно они главные сеятели смуты! Все эти Волкенштейны, Ремезовы, Постниковы…