Буря

Эльба знала почему. Она все прекрасно понимала, но внутри было так больно, что перед глазами переворачивались привычные вещи, честь и долг. Ей трудно было дышать, стоять, трудно было даже говорить, потому что слова обжигали язык.

— В чера я собирался ответить отказом. Ты моя дочь, Эльба. И то, как я люблю тебя, Фьорда и Рию нельзя описать. Но ты сама видела, через что нам предстоит пройти. Будь то война между Арбором и Станхенгом, мы бы нашли иной способ защититься. Но Лаохесана в одиночку не победить. Эта война затронет весь Калахар. Если у нас не будет союзников, мы погибнем, и нечего будет спасать, не к чему будет возвращаться.

Атолл не должен был оправдываться, не должен был объяснять дочери, почему он принял такое решение, почему оно кажется ему разумным, но он говорил, ведь ощущал себя предателем. Для Эридана семейные узы превыше всего, и когда Эльба плакала, его кожа покрывалась дрожью, а сердце судорожно сжималось.

— Люди Вольфмана прибудут через несколько дней. Вождь опустил руки и отошел от девушки. Она стояла прямо, крепко стискивая пальцы. Тебя сопроводит Фьорд. Мне нужно остаться здесь, в Дор-Валхерене.

Эльба опять не ответила. «Немая стрела» так он называл ее пронзительный взгляд, полный глубокой обиды и свирепости. Девушка наблюдала за ним, а он отвернулся.

— Когда-нибудь ты меня поймешь.

Атолл ушел, и Эльба распахнула рот, чтобы втянуть больше воздуха.

Мир раскололся на тысячи частей, мир взорвался и безжалостно вспыхнул. Девушка без сил упала на траву и впилась ногтями в ледяную землю, осматривая водопады, хвосты извивающихся рек. Она была у себя дома, но чувствовала себя чужой и покинутой. Никто не разделил бы ее чувств и не смог успокоить. Пифия прогоняла ее, избавлялась от нее, и не объясняла, что Эльба сделала не так, когда провинилась.

Что ее ждало в Станхенге? Каким был Вольфман Барлотомей? Сумеет ли она когда-нибудь забыть слова отца и простить его? Понять его? Эльба закрыла ладонями лицо и в ужасе сгорбилась, слыша змеиное шипение в своей голове.

Девушка впервые ощутила себя по-настоящему одинокой. Будто инструмент в чьих-то руках. Е ю распоряжались, как хотели. Она была рычагом, условием, страховкой. Ее не воспринимали всерьез, ею пользовались, облагораживая поступки словами о долге, чести. Но Фьорда не заставляли покидать родной дом, отца в свое время не заставляли покидать родной дом. Они говорили и их слушали. Но ее слова оставались немыми.

Девушка распахнула опухшие веки и посмотрела на свое отражение. Оно казалось на удивление четким. Эльба всматривалась в него, изучая свои глаза и волосы, губы и плечи, румяные щеки и нос, а затем хлопнула ладонью по воде и отвернулась.

Когда-нибудь к ней станут прислушиваться. К огда-нибудь ее слова будут иметь вес. Девушка пообещала себе и намеривалась сдержать обещание.

КСЕОН

— И нас пустят в Черной Топи, потому что… Ксеон посмотрел на Аргона и сощурил глаза. Высоко в небе дул прохладный воздух. Д рузья летели в Эридан, намереваясь пойти на крайние меры, которые Нуба грубым голосом назвала «миссией олухов».

Никому в голову не приходило, что можно взять и наведаться в Рифтовые Болота. А Аргон подумал, что это отличная идея. Ксеон ему даже не сразу поверил, решил, что друг надышался пылью или, возможно, головой ударился, когда разбирал завалы.

Но Аргон был серьезен.

— Мы идем за советом, сквозь шум свистящего ветра ответил предводитель. Волосы разлетались вокруг его головы бронзовым пожаром. Все мирно. Никакой подставы.

— Никакой подставы, заворчал Ксеон, крепче обняв талию подруги, и отвернулся. Поверить не могу, что ты сказал это. Никакой подставы в змеином логове… никакой…

Его возмущения потонули в воздушных вихрях, и ястребы одновременно взмахнули гигантскими крыльями; птица Нубы по размеру была больше птицы Аргона, но его ястреб считался самым быстрым в Долине Ветров.

Обычно сильфы приручают взрослых птиц, но, когда Аргону исполнилось десять, он случайно нашел птенца в горном ущелье. У него были тонкие перышки, которые с возрастом окрасились иссиня-черным цветом. Н икто не видел более благородной и преданной птицы. Аргон заботился о нем, как о члене семьи, правда, имени не дал. Решил, что не в его власти ставить клеймо на живом существе.

— Черный ястреб собирается покорить Черные Топи, протянула Нуба и улыбнулась. Она переглянулась с Ксеоном, а затем покосилась на Аргона. Мы отменно повеселимся.

— Да, если Ксеон перестанет ныть.

— Я пытаюсь продумать план, которого у тебя нет.

— Ты же сам рвался из Дамнума, хотел увидеть другие земли.

— Да, юноша обернулся, округлив глаза, хотел увидеть. Это ключевое слово, друг. Мертвые мало что видят, кроме пустоты и твоих рыжих веснушек.

— Моих рыжих веснушек, повторил Аргон, улыбаясь, как остроумно.

— Вы оба сейчас получите затрещины, возмутилась девушка, крепче сжав в пальцах перья своего ястреба, и вытянула шею. П очему бы вам так же рьяно не обсудить Алмана и его безрассудный поступок? Этот ненормальный убил родного брата. Вам не страшно?

— Страшно? Не понял Ксеон.