Эти перепуганные матросы сработают лучше всяких пропагандистов. Причём им и деньги на кормёжку переводить не надо. Как бы их свои же в психушку не отправили с такими рассказами. Так, на всякий случай, чтобы не подрывали боевой дух немецко-французских вооруженных сил. Ну, будем надеяться, что немцы и французы на наш север зариться больше не станут. Они-то надеялись, что мы как колосс на глиняных ногах, но пока что ярких побед, вызывающих оторопь у противника, с нашей стороны больше. Ведь та самая третья стопка со зверствами врага описывает, как правило, нападения на мирные поселения и те столкновения, где у врага серьезный численный перевес. По крайней мере, мотивации у наших солдат много. Они готовы биться до последнего, готовы идти до конца, вцепиться в глотку врагу и даже ценой своей жизни давать такой отпор, чтобы немцы даже и не помышляли больше о том, чтобы возвращаться на нашу землю.
Но все-таки, даже при успешной эвакуации войск не все проходило так гладко, как хотелось бы. Некоторые подразделения отставали, отрывались от своих. Или, вступая в бой с польскими сепаратистами, отходили в лес.
Много было отчётов о том, как наши солдаты, даже после поражения, или неудачного отступления, возвращались, чтобы продолжать борьбу. Затаивались в полях с рожью. Пускай их было даже два-три человека, но, если они были вооружены, они всё равно били немцам в спину. И пускай после этого погибали, но уносили за собой не меньше вражеских солдат, а главное наносили серьёзный ущерб вражеской морали.
Когда я читал такие отчёты, у меня начинало чаще биться сердце в груди. С одной стороны, с гордостью за наших парней. С другой стороны, с горечью, что такие прекрасные люди решили таким образом закончить свои жизни. Да, ярко, с большой пользой для страны. Как минимум, боевой дух немцев такие солдаты подрывали очень серьёзно. Но мне было бы приятнее, если бы они продолжали жить, воспитывали бы сыновей и личным примером показывали бы, что такое быть настоящим мужчиной, настоящим героем, настоящим отцом. По крайней мере, в моём мире, целому поколению детей войны, отцов очень не хватало.
Глава 8
Поезд милосердия
От чтения бумаг уже мурашки в глазах. Опять килограммы бумаг, требующих моей визы. М-да… И чего я опять жалуюсь? На самом-то деле я уже не представляю себя без этой работы, и не сумел бы от неё отказаться. Любая бумага, получившая мою подпись, превращается в документ, за исполнением или неисполнением которого стоят сотни, а то и тысячи людей. Вот тут поневоле научишься не просто скользить глазами по тексту, а внимательно изучать, оценивая последствия.
Вот только, глаза устают.
Попытался припомнить методику, которой нас учили при работе в архиве (прикрыть веки, а потом вращать глазами по часовой стрелке) едва не пропустил тонкое, какое-то мышиное шебуршание в дверь кабинета. Так скребется только мой второй секретарь. Он ещё не научился входить к императору без стука.
— Да? — не очень приветливо отозвался я. Если секретарь скребется, значит, кто-то просится на прием. Не из тех, кто имеет право входить без доклада, но кто-то важный.
Секретарь, осилив створку двери, проник в мой кабинет ровно наполовину.
— Что там у вас? — недовольно спросил я. Конечно, скромность украшает, но если из-за неё теряются драгоценные секунды, а то и минуты, это уже плохо. Подожду денька два. Если парень не научится все делать быстро, прикажу заменить.
— Ваше величество, к вам на прием девушка. Говорит, лично знакома, — растерянно сообщил секретарь.
Если лично знакома…? Видимо, хорошо знакома, если её пропустили сквозь охрану и позволили прийти в приемную императора.
— И что за девушка?
— Помощник главного врача Царскосельского медицинского центра, — доложил секретарь. — У нее имеется пропуск, выданный по запросу великой княгини Ольги Николаевны.
— Приглашайте, — тут же приказал я, наверное, даже излишне поспешно.
Помощник главврача у нас Марина. И пропуск «вездеход» я ей подписывал. Уже и не помню, зачем матушка ходатайствовала о нем.
Такого ещё не было, чтобы бывшая любовь Павла Кутафьева, да и моя тоже, являлась на прием к государю, хотя ей это и разрешено. Случилось что-то с моим двойником? Нет, я бы об этом знал. Какие-то заморочки с лечебницей? Но тогда бы пришла сама великая княгиня. Впрочем, Ольга Николаевна нынче пребывает на Дальнем Востоке, налаживает отношения с Китаем. По данным — дела пока идут неважно. Не хотят коммунисты замириться с националистами.
— Здравствуйте, ваше величество, — поприветствовала меня девушка, пытаясь сделать полагающийся при встрече с императором реверанс. Опыта у нее мало, поэтому получилось плохо.
Я же соскочил со своего кресла, кинулся к девушке, хотя и не так резво, как сделал бы это раньше, и, ухватив ее под локоток, подвел к стулу для посетителей.
— Марина, садись… — предложил я, потом поправился. — Садитесь.