Буря

— Молодец, молодец. — перебил его старик с зеленою бородой. — Я, ведь, с моста упал; они поймали, учить стали, даже и жена мне нашлась — представляешь, какая мерзость: вместо того, чтобы служить бордовому свету, я должен был жить вместе с женою, и всякой ереси учиться. Но, я сохранил верность Господину; я все эти годы только притворялся, и строил. Давно бы уже убрался отсюда, если бы не одна деталь; и никто, кроме тебя, о благоразумный юноша, не поможет мне.

— Как, вы, значит «огарок»?! То есть, я хотел сказать… Да не важно: главное выбраться отсюда, а там посмотрим. Что же мне делать?

В это время, вышли они в пещеру, весь пол которой напоминал пористую шляпку извергающего зеленый свет исполинского гриба. Старик прыгнул на эту поверхность, и она с жадным, чавкающим звуком, по колени поглотила его. По его зову, ступил и Робин, и понял, что, ежели долго на этой поверхности стоять, так она поглотит его с головою. Старик пробирался вперед, борода его при этом, точно зеленый маятник раскачивалась из стороны в сторону, он бормотал:

— Вот в эту самую пещеру и рухнули нечестивцы! И было того много лет тому назад; отсюда и расплодилось ненавистное племя! И, ведь, праведные не знают, что такие гады под их ногами обитают! Ну, ничего, ничего — дай мне только вырваться, я все расскажу, и не жить им здесь больше!.. Ты, ведь, того же хочешь?

Тут старик обернулся к Робину, и, сощурив глаза, подозрительно стал его разглядывать. Он забормотал что-то, а Робин поспешил уверить его, что, конечно же, он хочет того же, что и старик. За это время они погрузились уже по пояс; и Робин сморщился от острого запаха, который этот «гриб» исторгал. Старик еще некоторое время разглядывал его; затем же молвил примирительно:

— Хорошо: вижу в твоих глазах веру в НЕГО. Теперь давай мне руку — мы нырнет; и там ты мне поможешь вытащить спрятанное!

Не успел Робин и опомниться, как сильная рука перехватила его у запястье, и старик, увлекая его собою, нырнул вниз головою, в глубины «гриба». Робин от неожиданности и вздохнуть не успел, а потому — в первые же мгновенья стал задыхаться. То плотное, сквозь, что они пробивались сдавливало с каждым мгновеньем все сильнее, и вот уж кажется Робину, что, попал он в недра какой-то зеленой скалы, что отпустит его сейчас безумный старик, и останется он замурованным в этой толще навеки — жаром вспыхнул платок Вероники, который все это был в потайном кармане, у сердца. Он рванулся куда-то, стал биться без разбора, жаждя только вырваться. Он задыхался, боль сжимала легкие; перед глазами проплывали яркие зеленые круги, вот он набрал в рот этой массы — едва не захлебнулся, но в последний миг выдавил. В это же мгновенье, старик подвел его руку к какой-то твердой поверхности; и Робин, ухватившись за ручку, отчаянными, могучими рывками поволок это вверх.

Чрез несколько минут, Робин, лежал на каменной поверхности, рядом с «грибом», все никак не мог отдышаться, а старик, как ни в чем не бывало, хлопотал над тем механизмом, которые достали они из глубин гриба — больше всего напоминало двухметровую стрекозу, с оторванными крыльями. В вылепленном из чего-то зеленого легком и прочном теле было устроено сидение, в которое и уселся, после поправления каких-то рычажков, старик.

Он засмеялся, и восторженно проговорил:

— Вот ЕМУ посвятил Я все эти годы! Это мое изобретение! Да! Смотри!

Тут он ногами закрутил какие-то невидимые Робину педали; и застрекотали, стремительно взмахиваясь и, ударяясь о пол два коротких отростка, которые выступали из отверстий, бывших в том месте, где должны были бы быть крылья.

— Вот — давно бы уже улетел, если бы не крылья. Вот ты, думаешь, можно было бы сшить?! Я бы сшил, если бы была возможность, да разве же я швея? Я из нитей хорошо леплю, а шить совсем не умею. Украл бы, да, разве же, есть такая подходящая ткань? Спросить, конечно, нельзя — сразу все разгадают, супостаты проклятые! — все это время, он стремительно крутил педали, и безумно улыбался; но вот улыбка его стала еще шире, и он продолжил. — Но есть, все-таки, один выход.

Тут старик, передернулся — лицо его вытянулось, побледнело, он выскочил из своей «стрекозы», и забросил ее в середину «гриба» — как раз туда, откуда они недавно ее достали. Он, дрожащим голосом, прошептал:

— Идет кто-то.

И, действительно, из коридора вышла та самая женщина, которая так рассердилась на Робина за то, что он потревожил аквариум, и погубил одну из рыбок. Теперь она успокоилась, безразлично взглянула на них, и, скинувши платье, бросилась купаться в «гриб».

— Пойдем, пойдем; не подобает умному юноше смотреть на сей разврат. — пробормотал старик, и потащил Робина вслед за собой по иному коридору.

Постепенно становилось все темнее, и, вместе с тем — жарче: навстречу двигался поток нагретого, наполненного какими-то парами воздуха. Под ногами что-то хлюпнуло, а старик приговаривал: