Буря

И старик уселся на место; поправил свою зеленую бороду, пробормотал какую-то бредовую молитву, взялся за рычаги… Паук был уже совсем близко; и Робин, который лежал на сиденье за спиной старца, с изогнутой вверх шее, видел, как над ним разлилась по потолку эта клейкая гадость, как, застывая устремилась вниз, к его лицу. В это мгновенье старик дернул рычаги, и стрекоза резко пошла вниз, одновременно разворачиваясь назад. Разворачиваясь, они все-таки задели стену туннеля, и крыло затрещало; тогда старик, глаза которого опять заливал пот, процедил сквозь последние зубы: «Ну же — выдержи! Сколько я тебя строил! Выдержи!». Стрекоза, все-таки, развернулась, но стала теперь заваливаться на один бок.

Паук, издал вопль, бросился на них с высоты, намериваясь раздавить, и Робин видел, как метнулась, стремительно нарастая эта многотонная туша, ударило зловонье — под тушей они проскользнули, но вытянулись дрожащие от ярости лапы — одна из них задела за его скрепленное туловище Робина, едва не вырвало наружу, но его придержал, надавив спиною, старик — лапа царапнула по корпусу, а в следующее мгновенье паук грохнулся на пол, позади.

Теперь стрекоза, заваливаясь в сторону поврежденного крыла устремлялась к ведущему вверх туннелю; ну а паук, придя в такое бешенство, в какое, верно, еще и не приходил никогда — как упал, так и вскочил на здоровые свои лапы; так и бросился за ними. И он настиг бы стрекозу в несколько прыжков, но она уже успела влететь в туннель, паук же, от бешенства даже и отростки свои позабыл убрать; в результате, со всего налета зацепился этими отростками за камни — пещера содрогнулась, часть каменной массы осела, и придавила паука — он был еще жив; но, сколько не напрягал свое тело, не мог вырваться за стрекозою. Далеко позади осталась усеянная пылающими глазами головами, но от яростного рева дрожали туннели, сыпались все новые глыбы, и одна из этих глыб задела по стрекозе, и тогда задняя ее часть уже и так покрытая трещинами отвалилась — она резко взлетела под потолок, и старик пригнулся, но и так весь удар приняли на себя обратившиеся в статуи ноги Робина — он даже и не почувствовал удара, а укоротившаяся стрекоза отскочила к полу, и старику едва удалось совладать с управлением, иначе бы они попросту разбились. Старик, старательно переключая рычажки, и нажимая в два раза медленнее, чем прежде, на педали, бормотал:

— Что ж он творит, а?! Ишь раскричался! А вот я пожалуюсь самому ЕМУ; он то тебя паучище и…

Тут камни судорожно вздрогнули; позади рухнула, перегородивши коридор, громадная глыба, и вопли паука оборвались. Зеленобородый пришел в радость, он завопил:

— Вот, стоило мне только помянуть ЕГО имя, и все! Великая в нем сила! О, знал бы ты, как сердце мое сжимается! Близка уж встреча!

Постепенно кровавое освещение уступило место зеленоватому; стрекоза, едва не задевая стены, проскользнула изворот сузившегося туннеля, и влетела в залу пол которой заменяла шапка гигантского гриба. Когда они влетали в эту залу, то Робин услышал обрывок разговора:

— Да, да — видела я видела: пришил он крылья, а потом в тот туннель улетел!

— Хорошо, что не на верх, надо его перекрыть!..

И в это мгновенье они вылетели. Старик быстро переключил какой-то рычажок и, брызгая от радости слюною, завопил:

— Не достанете! Все про вас доложу!..

— Стой! Стой!!! — завопили те, которые собрались в зале.

Старик из всех сил жал на педали, и облегченная с потерей задней части стрекоза стремительно начала подъем вертикально вверх. Вот только она продолжала заваливаться на поврежденное крыло; тогда старик перекинул беспомощного Робина так, чтобы уравновесить их.

Стрекоза выпрямилась и продолжала подъем. Постепенно зеленое свечение отошло назад, воздух стал темнеть; а старик возбужденным голосом восклицал:

— Вот высоко ж мы уже поднялись! На сто метров!.. На двести!.. Триста метров есть! Эх, хороша моя машина!..

А затем был страшной силы удар — который опять принял своими скованными ногами Робин — удар был гораздо сильнее, чем в коридоре, когда отвалилась часть стрекозы — от толчка Робин едва не сломал себе шею — она и так то болела от челюстей паука, а тут так рвануло, что он боялся пошевелиться — казалось дотронься до нее, и переломиться.

— У проклятье! — вскричал старик. — Я ж и забыл, что эта стерва говорила! Вход мол открылся пред нами; а как стали падать — так и захлопнулся сразу!

Стрекоза падала вертикально вниз; так что ноги Робина давили теперь на спину старика; а сам старик выгибался вперед, и с ужасом наблюдал, как стрекоза переворачивается все больше и больше. Он заработал было педалями, но от этого падение только убыстрилось; стремительно нарастал зеленый цвет; вот уже и крики слышались.

— Не дадут ведь уйти! Не дадут!

И вот старик вскочил — от ветра зеленая борода нахлынула ему на лицо; он развернулся; и схвативши Робина за ноги, стал давить на него, как на рычаг, так что стрекоза, все-таки развернулась; но стала заваливаться уже на бок, при этом продолжала падать. А с низу стремительно приближались крики, и вот уже можно было разобрать: