Буря

И вот тогда звезда стала разгораться сильнее, стала такой же яркой, как Луна; только свет ее не слепил, а ласкал глаза и, чем сильнее он становился, тем больше и ласка та возрастала.

Над полем эти лучи серебристые протянулись, и, словно крылья некой чудесной птицы изгибаться стали; и вот уж не вижу я ни поля, ни снега, а один только этот свет, и тела то своего тоже не чувствую. И вот, в серебристом этом свете, послышался голос — эта песня, она и сейчас со мною — вот и сейчас из души моей вырвется, вы только слушайте-слушайте:

— Когда над миром восходит
Вуаль из темной пыли,
Кто-то в небе неслышно разводит
Огоньки в бесконечной дали.

Наша тихая-тихая песня,

В серебристом потоке летит;
О красе, и вечном, о смерти,
С нежным сердцем, шепча говорит.

Вдалеке от людских поселений,

Там, где поле, да тишь мягких трав,
И далече от тленных стремлений,
Ты придешь, жизнь для света отдав…

И тогда, из этого легкого серебристого савана выступила маленькая фигурка. Я пригляделся и понял, что это девочка, облаченная в длинное, белое платье. Протянула она мне свою ручку маленькую, да только я до той руки дотронулся — и обратилась в лебедушку, и вместе то с ней поднялся я навстречу звездному небу. Ох, не стану я описывать ту красу, которую, когда ввысь поднялся, узрел: нет в человеческом языке таких слов, может быть у эльфов есть, но я эльфийского языка не знаю.

Вокруг великое множество звезд было, я даже и в самые ясные ночи не помню такого их количества здесь, в Среднеземье. Но на те звезды я и не обращал внимания, ибо впереди, куда несла меня малая лебедушка, все сильнее разгорался дивный свет, и я с жадностью в этот свет вглядывался; и, скажу я вам, что нет света подобного на нашей земле — вот его то точно, даже и эльфийскими словами не опишешь, ибо нет ничего подобного ему в этом мире; только после смерти такой свет можно увидеть, да вот еще и мне посчастливилось.

Вот и спрашиваю я:

— Лебедушка, лебедушка — куда летим мы? Что это за чудесный свет впереди?

Отвечала мне тогда эта маленькая птица:

— А летим мы в город, среди звезд. Там братья мои и сестры, там друзья мои и подруги живут. Там и матушка моя, она видеть тебя хотела…

И вот, действительно, в этом серебристом свете стали выявляться высокие стены; а, среди них — распахнутые ворота; над стенами же возвышались купола соборов и дворцов. У ворот я увидел двух стражников, они были сотканы из синего пламени звезд, и поклонились, когда мы пролетали рядом с ними. Тогда спросил я у лебедицы:

— Так, значит, есть кто-то, кто на ваш город нападает?

Быть может, она и ответила мне, но я ничего не услышал, так как влетели мы в ворота; и среди красот, которых я тоже не сумею описать, но от которых в моем духе рождались многие и многие песни — нахлынуло на нас столь прекрасное, и многочисленное птичье пенье, что я уж ничего не мог слушать, кроме этого пения.

А потом пред нами поднялся дворец, больший чем само небо, и мы летели по чреде огромных залов, каждый из которых мог бы сравниться со всеми красотами этого мира и, в то же время — ни один из залов не был похож на своего предшественника. Я видел многое, и, думаю, наш полет по земным меркам продолжался не менее получаса; однако — разве же можно мерить земными мерками то блаженство? Мне показалось, что в сладостном полете промелькнуло лишь одно мгновенье… И тогда мы влетели в залу большую, чем все предшествовавшие ей и тут же устремились вверх — к куполу, который изливал из себя столь сильный, столь нежный свет, что я понял, что — это и есть самый центр всего града, что это и есть то сердце отблеск которого я увидел еще на заснеженном поле, в Среднеземье.

И тогда маленькая лебедушка оставила меня; я же остался в этом сильном свете один. А знаете, с чем можно этот свет сравнить? Вот, когда молодой влюбленный, страстно любит девушку — всеми силами души своей; да с такой то силой, что в глазах его темнеет: быть может, и от неразделенной любви, но, когда вся душа пылает, когда такой восторг. Но тогда это только в самом влюбленном, а вот представьте, что все — каждая крупица воздуха пропитана подобным сильным чувством; представьте, что вдыхаете это в себя, и это разрывает вас — восторгом, светлым чувством разрывает, и в этом совсем нет боли; и вы вдыхаете это в себя; вы сливаетесь с этой любовью, с этой гармонией неземною…