Буря (ЛП)

— То есть ты хочешь подружиться с Алманом? Аргон почувствовал горечь на языке и с недовольством фыркнул. Этот гордец ни во что нас не ставит. Мы мясо, которое он захочет использовать, и только.

— Да пусть катится в Тартар, если он так думает. Меня беспокоит только наш клан, и действовать я буду в его интересах. Пока рано судить, но, возможно, ситуация изменится, и нам не придется воровать у соперника, а мы будем одалживать у союзника.

Молодой предводитель многозначительно посмотрел на отца и спросил:

— Ты хоть сам в это веришь?

— Уж побольше, чем в голоса, которые сказали Хуракану отправить тебя в Эридан.

— Ты всегда говорил, что риск для безмозглых идиотов.

— Да, и я имел в виду тебя.

— Разве мы не рискуем, закрыв глаза на видения Хуракана? Продолжил юноша, не обращая внимания на ехидство отца. Я не верю в Лаохесана. Но старик верит.

— Ты всегда доверял ему, будто он пророк Калахара.

— Огонь вел себя иначе.

— Огонь это просто огонь.

— А ветер, возмутился юноша, это просто ветер. Но я могу контролировать его. Он щелкнул пальцами, и над головой Эстофа закружился вихрь, трава прижалась к земле. Магия существует, а дурак-Алман в нее не верит. Не будем ли мы такими же дураками, не поверив в Лаохесана?

Эстоф пристально посмотрел на сына. Аргон уже давно не был тем мальчишкой, у которого не находилось ответов на вопросы. Он спорил с отцом. Они часто ругались, но они всегда говорили друг другу правду. Эстоф знал, что его сын очень любит Дамнум, и еще он знал, что это место напоминает ему о том, о чем он хотел бы забыть. Так как ему стоило поступить: остановить Аргона или позволить ему самому принимать решения?

— Ты можешь пострадать. Наконец, отрезал мужчина. Одного я тебя не отпущу.

— Возьму с собой Нубу и Ксеона.

— А они об этом знают?

— Ставлю пятьдесят толий, что Нуба врежет мне между ног, а Ксеон перестанет со мной разговаривать. Но они все равно пойдут. Я бы пошел с ними.

— И как вы доберетесь до Рифтовых Болот? Эстоф скептически прищурился и, как следует, откашлялся от пыли. Эридан на другом конце Калахара.

— Долетим.

— Ксеон не летающий человек.

— Сядет со мной или Нубой.

— Что насчет Змеиных Жриц? Ты ведь помнишь, что о них говорят в Эридане? Они сами туда не ходят, Аргон. Даже речные люди избегают Черной Топи.

— Да брось, отец. Я и не с таким справлялся. Меня только одно волнует.

— Что именно? Аргон нахмурился, и Эстоф исподлобья взглянул на сына, подойдя к нему ближе. Я, конечно, не такой старый, чтобы давать советы, но все же.

— Твоим словам я доверяю больше, чем словам Хуракана, уж поверь мне.

— Тогда в чем дело?

— Может быть, я не хочу оставлять тебя одного. Как будто мне нравится эта история с Алманом и ураганом. Происходит нечто опасное, и я чувствую, что это только начало.

Эстоф неожиданно вспомнил свою жену. Прекрасную, храбрую женщину, которая смотрела на него такими же яркими, зелеными глазами. Аргон был похож на нее. Они не могли побороть лишь одного зверя свое собственное отражение.

— Если считаешь, что ты должен идти иди, мужчина уверенно кивнул. А за меня переживать не надо, я был главой клана утренней Зари еще до появления твоих молочных зубов и этих веснушек, так что, поступай, как считаешь нужным.

Аргон криво улыбнулся. В нем боролись разные чувства, он не хотел оставлять отца, потому что предчувствовал в беду. Но в то же время ему хотелось сорваться с места и как можно скорее пуститься в путь, чтобы заполонить сердце жизнью, чувствами, смыслом.

Юноша посмотрел на своего отца и с надеждой спросил:

— Ты проведешь нас на рассвете?

— Конечно, болван, с чувством ответил Эстоф и притянул сына к себе. Иди сюда. Они столкнулись лбами и прикрыли глаза. Я от тебя никуда не денусь, Аргон.

— Я узнаю, грозит ли нам опасность, и сразу же вернусь домой.

— Я буду ждать тебя на утесе. И на этот раз, будь добр, прилети вовремя.

ВОЛЬФМАН

Милена Барлотомей держала под руку своего сына. Их волосы блестели в утреннем свете, переливаясь золотом. Они поднимались по мраморным ступеням Станхенга. Воины провожали их взглядами, стоя на площади перед величественным каменным замком, и ни единого звука не сорвалось с их губ. Каменные сердца молчали. Город молчал.

В воздухе висела звенящая тишина.

После похоронной процессии Вольфман Барлотомей попросил мать провести его в тронный зал. Вигман не был королем, но жители Станхенга уважали его, люди до сих пор не могли прийти в себя после его внезапной смерти. После убийства и предательства. Кто бы мог подумать, что Алман лишит жизни родного брата? Милена пыталась представить, о чем он размышлял, когда вонзил клинок в сердце ее мужа, и у нее не получалось.

У главных ворот к Вольфману и Милене присоединились Эрл Догмар правая рука Вигмана Барлотомея, командующий его войска, и Хьюго Кнут главный визирь.

У Эрла Догмара на плечах сверкали вычищенные до блеска доспехи. Седина сильно просвечивалась сквозь каштановые волосы. Мужчиной он был со скверным характером. Но Вигман считал, что он никогда не вонзит ему нож в спину.