Буря на острове

– Я такой пыльный с дороги, – прошептал он ей в макушку, – и наверняка пропахся потом и грязью. Но отпустить тебя не могу, прости. Я так истосковался по тебе, сердце моё.

– Грязь отмывается водой, Морис, – улыбнулась она, сильнее прижимаясь к мужу. – Я тебя искупаю потом, господин мой. Но сейчас у меня тоже нет сил отодвинуться от тебя.

Наконец Морис пришёл в себя, услышав смешки своих воинов, оторвался от жены, спрыгнул на землю и снял с коня её. И отдав своего скакуна в надёжные руки, пошёл за женой в замок. В маленькую комнату, что занимала Эльгита в замке, слуги быстро закатили большую лохань и натаскали горячей воды. Но сразу заняться купанием супруги не смогли. Не сумев сдержать себя, Морис тут же, возле камина торопливо овладел податливым телом жены и только потом нашёл в себе силы опуститься в горячую воду. А ей не было никакого дела до того, что он грязен и весь пропахся своим и конским потом. Это был её любимый мужчина, и она принимала его с радостью в любом виде. Губы её так и растягивались в счастливой улыбке, глаза сверкали как звёзды, пока она отмывала сильное тело мужа. Ополоснув его ведром чистой воды, она вытерла мокрые волосы Мориса и протянула ему большой кусок ткани, в который он обернулся, выбравшись из лохани. Не успела она обсушить руки и сбросить мокрый передник, как муж снова завладел её телом. На этот раз на постели, не торопясь, смакуя каждое мгновенье близости. Он был так нежен, так трепетно и бережно входил в её тело, что в душе Эльгиты проснулось неведомое ранее чувство. Ей захотелось раскрыться перед ним так полно, как никогда раньше, впустить его так глубоко, чтобы два тела действительно слились в одно.

– Возьми же меня, Морис, – как в бреду шептала она, прижимаясь к мужу, – я вся твоя, до самого донышка. Я хочу тебя, мой мужчина, хочу слиться с тобой в одно целое и растаять в тебе.

Вдохновлённый её словами, Морис вспыхнул как костёр, и подарил жене такую страсть, какой она ещё не знала. Такого жаркого, такого потрясающего слияния у них ещё не было. Морис отдал ей всего себя без остатка, а она впервые полностью раскрылась перед ним.

Когда, немного отдышавшись, они лежали рядом, Морис заглянул в голубые глаза жены и пожелал уточнить, не ошибся ли в том, что увидел в их бездонной глубине.

– Сегодня ты была не такой как раньше, сердце моё. Почему? Ты просто соскучилась по мне или здесь что-то другое?

– Я люблю тебя, Морис, – тихо ответила Эльгита. – Я поняла это, когда нам пришлось расстаться. И сегодня я получила огромное удовольствие, когда мы действительно слились в одно целое. Это такое блаженство, дорогой. Я не знала раньше.

Она смущённо спрятала лицо у него на плече, а Морис, тронутый до глубины души, прошептал ей в волосы:

– Ты потрясающая женщина, моя Эльгита. А я навсегда твой – весь, без остатка твой. И всегда буду дарить тебе любовь, пока живу и дышу. А сегодня ночью подарю тебе ещё одно наслаждение, которого ты ещё не знаешь. Тебе понравится, я уверен.

Он самодовольно усмехнулся, а Эльгита засмущалась ещё больше.

И этой ночью отдохнувший и подкрепивший свои силы Морис действительно продемонстрировал жене неведомые ей телесные удовольствия, которые привели её в восторг. В Эльгите расцвела женщина, горячая, страстная, женщина, способная составить счастье любого мужчины. Морис был благодарен судьбе за то, что эта женщина досталась ему.

Поездка короля на север завершалась. В целом она прошла удачно. Вильгельм принял оммаж от многих северных вельмож, но уверенности в их преданности не испытывал никакой. В этих людях ощущалось глубокое внутреннее сопротивление ему и его власти. Он был почти уверен, что стоит ему дать слабинку, и они с удовольствием воткнут нож ему в спину. Ну, почти все. Таких, кому он мог бы доверять, здесь были единицы, и владения их терялись в бескрайних просторах севера. Всё это напоминало ему глухо ворчащего огромного медведя, который посажен на цепь, но в любой момент готов подняться на задние лапы и обрушиться на хозяина всей своей массой.

Правда, он оставлял здесь сильного правителя. Сильного и умного. Робер де Коммин умеет держать подвластных ему людей в руках. И с ним остаются его верные рыцари. Это – большая сила. Гарнизон в Дареме хороший, крепость защищена надёжно.

И всё же на душе было неспокойно. Надо было держать в памяти и северных соседей. Пока там было тихо. Но долго ли продержится это спокойствие? А ему сейчас и противопоставить шотландцам на границе нечего. Ньюкасл, возведённый и укреплённый ещё римлянами, был достаточно близок к границе и мог бы служить хорошим опорным пунктом. Но крепость там была почти полностью разрушена. Как и в Карлайле. А у него просто не хватает сил пока что заняться этим. Хотя, конечно, придётся. Относительно спокойно было только южнее Хамбера. Этот глубоко врезающийся в сушу залив, образованный слиянием рек Трент и Уз у их впадения в Северное море, казался водоразделом его владений. Всё, что южнее, уже подчинилось королю, примирилось с новой властью. Но север оставался головной болью, сильной и непреходящей.