Буря начинается

— Он умер несколько десятков лет назад, в древней Месопотамии. Ты не поверишь: ему на голову свалился кусок черепицы! Началось внутреннее кровотечение, и вскоре он скончался. После исключительного царствования, злодейской карьеры, абсолютно порочной долгой жизни он погибает от бытового несчастного случая.

— Должно быть, это судьба сказала свое последнее, решающее слово, — предположил Джейк.

— Боюсь, вовсе не последнее. Он оставил троих детей. Старшим был Ксандер — известный под именем Темного принца, тот самый, с которым мы скоро повидаемся. Второй, Алрик, пропал в возрасте четырнадцати лет. С тех пор его никто не видел. Третьей была Агата, худшая из всех.

— Хуже отца?

— Просто в качестве примера: когда ей было пять лет, она попыталась утопить Ксандера, своего старшего брата, в ледяном озере. Вот почему вплоть до сего дня он неспособен ощущать тепло. Или, если уж на то пошло, что бы то ни было еще. В другой раз она застала фрейлину за примеркой одного из своих нарядов. И заставила ее сидеть на раскаленном железном троне с раскаленной железной короной на голове и раскаленным железным скипетром в руках, пока несчастная не умерла от ожогов. Нет, во всей истории определенно не найдется женщины более злой и жестокой, чем Агата Зельдт.

— О чем это вы говорите? — раздался тихий голос из глубины повозки.

Джейк обернулся и увидел заспанную Топаз, приподнявшую голову со своей постели из сена.

— Ни о чем! — решительно заявил Чарли. — Всего лишь о суфле.

Топаз тепло улыбнулась Джейку, улеглась обратно и снова провалилась в сон.

Мальчик окинул взглядом озаренный луной ландшафт, возвышающиеся с обеих сторон горы с заснеженными вершинами. Внезапно его захлестнули дурные предчувствия, а повозка все катилась и катилась дальше в ночь, к замку Шварцхайм.

18 ПЕСТРАЯ РОЗА

Тем временем в Точке ноль Осеан Нуар стояла у входа в парадный зал, приветствуя гостей на своем торжестве. Лишь однажды она утратила самообладание.

— Mon Dieu![45] — воскликнула она, когда в помещение ввалилась знакомая особа. — При ней опять эта сумка.

Замечание Осеан относилось к Роз Джонес, которая отлично смотрелась в платье стиля ампир, оставленном ей Олимпией де Гуж, хотя впечатление несколько портили побрякивающие браслеты и неизменный саквояж. Это — и еще то, что женщина едва могла двигаться в чересчур тесном платье.

Ровно в семь сорок пять прозвенел гонг, и гости заняли места, чтобы приступить к трапезе. Заранее были расставлены таблички с именами, так что Осеан могла лично проследить за тем, кто и где сядет. Сама хозяйка устроилась рядом с Джупитусом Коулом, а Роз усадила на сквозняке, в дальнем конце стола близ кухонной двери. Она понятия не имела, что это превосходно ей подходит. В какой-то момент Роз собиралась небрежно покинуть зал и отправиться выполнять свое тайное задание.

За десертом поднялась возбужденная суматоха из-за мандариново-инжирного желе, из которого были изготовлены миниатюрные подобия именинницы. Когда люди, сидящие за одним столом с Роз (в глазах хозяйки все они до единого являлись паршивыми овцами), отвлеклись на доведение крохотных Осеан до лихорадочной дрожи, Галлиана украдкой кивнула старой подруге. Та слегка наклонила голову в ответ, встала и незаметно выскользнула из зала.

Поспешно, насколько позволяло платье, она заторопилась по лестницам и пустынным коридорам и, наконец, подошла ко входу в комнаты Джупитуса Коула. Там она натянула перчатки, отперла дверь и проскользнула внутрь.

Обстановка оказалась именно такой, какую Роз и представляла себе, — официальной и суровой, с тяжелой мебелью, мрачными портретами каких-то угрюмых личностей и слабым, но всепроникающим запахом увядших благовонных трав.

— Боже ты мой, — охнула она, как следует осмотревшись, — прямо как в гробнице.

Роз принялась обыскивать письменный стол, осторожно перебирая стопки аккуратно разложенных бумаг. Пару листков снизу она забрала для Галлианы, чтобы сверить отпечатки пальцев. Сворачивая их и убирая в карман, она заметила в глубине стола нечто, от чего ее сердце замерло. Роз протянула руку и бережно достала небольшую стеклянную коробочку изящной работы с тонкими золотыми швами. Но узнала она вовсе не коробочку, а то, что лежало внутри: единственную засушенную розу, лепестки которой, несмотря на минувшее время, все еще складывались в узнаваемый красно-белый пестрый узор. В основании коробочки был крохотный выдвижной ящичек. Роз открыла его и обнаружила внутри ворох записок. Она потрясенно ахнула и осела на ближайший стул.

Празднование в парадном зале шло полным ходом. Когда ужин подошел к концу, столы убрали, расчистив место для танцев, и до поры сдерживавшийся оркестр с жаром наверстывал упущенное. Танцы становились все более и более оживленными по мере того, как музыканты перебирали «хиты» двадцатых годов девятнадцатого века, от кадрили эпохи Регентства до зажигательных испанских танцев и по-настоящему живого вальса.