Буря перед бурей. История падения Римской республики

Внешне могло показаться, что цель их встречи сводилась к урегулированию политических разногласий, чтобы избежать открытой войны. Но Сулла начал переговоры «не потому, что надеялся или хотел прийти к соглашению, а потому что хотел посеять раздор в и без того уже приунывшей армии Сципиона»[282]. Расположившись в шатре для переговоров, Сулла послал своих людей покрутиться среди вражеских солдат, рассказать, какой он великий и как всегда держит слово, поведать, что он отнюдь не стремится развязать войну, а лишь хочет уладить дела с некоторыми личными врагами. Ни против Рима, ни против Италии он враждовать не собирается. Помимо прочего, люди Суллы не забыли упомянуть, что совсем недавно разбили армию Норбана. В итоге солдаты Сципиона Азиатского вполне обоснованно подпали под манящее влияние ветеранов Суллы.

Серторию столь близкое общение противоборствующих сторон совсем не понравилось – он, вполне возможно, проник в истинные намерения врага. Поэтому когда Сципион отправил Сертория проинформировать Норбана о ходе переговоров и спросить у коллеги мнение, тот преднамеренно заехал по пути в Капую. Незадолго до этого город Суесса присягнул на верность Сулле, но Серторий вошел в него и оккупировал силой, въявную нарушив перемирие. Узнав об этом, Сулла объявил, что с переговорами покончено. Стороны освободили заложников и стали готовиться к сражению – чего, собственно, и добивался Серторий.

Но было уже слишком поздно. После провала переговоров Сципион Азиатский приказал солдатам готовиться к войне, но те вместо этого решили сдаться. Когда армия Суллы повела наступление на занятые им позиции, его солдаты, как и подобает, двинулись ей навстречу. Но стоило им выстроиться в боевом порядке, как по его команде войска Сципиона преодолели разделявшее их расстояние, после чего новый командующий оказал им самый радушный прием. Сципиона, который ничего не мог поделать с этой массовой изменой, обнаружили в командном шатре и взяли в плен. Стараясь на каждом шагу демонстрировать свою доброту, Сулла допросил его и отпустил на все четыре стороны. Получив весть о том, что Сулла успешно переманил в свой лагерь целую консульскую армию, Карбон сказал, что «воюя в лице этого человека с лисой и львом, он больше опасался лисы»[283].

Затем пополнившаяся новыми легионами армия Суллы переключила внимание на засевшего в Капуе Норбана. Он и ко второму консулу послал делегацию, предлагая провести переговоры, но тот, прекрасно осведомленный обо всем, что случилось с коллегой, отослал ее обратно, не дав никакого ответа. После чего Норбан покинул Капую и до конца войны старался избегать с противником контакта, чтобы его люди не переметнулись на другую сторону.

Борьба с Норбаном и Сципионом Азиатским ознаменовала собой резкий поворот в отношении к врагам. До этого он радушно принимал в свой лагерь всех бывших врагов и избегал в наказание грабить окрестные края. Теперь, когда боги через массовый переход армии Сципиона на его сторону недвусмысленно продемонстрировали свою к нему благосклонность, его великодушию наступил предел. Все, кто остался по ту сторону, потеряли всякую надежду и относиться к ним он будет не как к потенциальным союзникам, которых следует перетянуть на свою сторону, а как к подлежащим уничтожению врагам.

Полагая, что время играет на него, Сулла не торопился дать решающий бой. Вместо этого он продолжал набирать в свою армию все новых солдат, а по пути вовсю занимался политикой, чтобы переманить в свой лагерь всех и каждого на юге Италии. Стараясь помешать ему в этой деятельности, в июле 83 г. до н. э. Карбон вернулся в Рим и убедил сенат объявить всех присоединившихся к Сулле врагами государства. За лето обе враждующие стороны рассыпались по городам и весям Италии, каждая агитируя за себя. Посланцы Суллы всячески подчеркивали свои недавние победы, рассказывали, как на их сторону перешли неприятельские войска и сколько выдающихся государственных мужей принесли ему клятву в верности. Но самым важным их пунктом было непостижимое обещание проявлять уважение к гражданству италийцев. Если же говорить об агентах Карбона, то они заявляли, что Сулла снискал себе славу человека жестокого и коварного. О его беспощадных походах против гирпинов и самнитов во время Союзнической войны было хорошо известно. Кроме того, движущей силой череды событий, вылившейся в первый противозаконный поход Суллы на Рим, стала как раз его враждебная позиция в вопросе предоставления италийцам гражданства. В большинстве своем жители страны не знали кому верить: «В итоге им приходилось бросаться из стороны в сторону и потворствовать тому, кто на тот момент был ближе»[284].