Буря слов 3

Мишка не знал, что себе ответить. Зайдя домой, он перво-наперво наткнулся на Бэллу, которая заохала над его цветом лица и впалыми щеками, а потом утянула в столовую.

– Нет-нет! Не смей отказываться, пирожочек! Вон, слышу, в животе волки рыча…

Бэлла осеклась, явно вспомнив о Викторе, и, отвернувшись, стала тереть глаза. Мишка, чтоб совсем её не расстраивать, послушно сел за стол и стал кушать. Аппетита не было, несмотря на то, что ароматы были дивными, а подача – ресторанно-красивой.

Доев, он, сам того не замечая, стал барабанить пальцами по скатерти. Сытый желудок туманил мозги, но злость, возникшая, казалось бы, из ниоткуда, удлинила ногти; зубы зачесались, словно предвещая рост, и Мишка – злой на себя, Профессора, Виктора и всё на свете – в голос выругался, сжав кулак.

…И айкнул, когда собственные когти поранили кожу.

Две алые капли упали на белую ткань. Плюхнулись, точно клюквенное варенье с десертной ложечки.

– Бэлла, прости, я… – зачастил Мишка, расстроенный чуть не до слёз. Когти исчезли, пораненная ладонь защипала, но Бэлла, что сидела напротив, не ответила.

Она чуть привстала и, сгорбившись, подалась вперёд.

Ноздри её раздулись, верхняя губа задралась, показывая удлинённые клыки, и Бэлла…

Мишка не успел шарахнуться. Он ничего не успел сделать – Бэлла опомнилась сама. Опомнилась и заревела белугой, поняв, что едва на него не напала.

– Бэлла, миленькая… – начал было несчастный Мишка, не зная, что и делать.

Но упырица, бессвязно прорыдав что-то, шарахнулась прочь и выбежала – почти вылетела из столовой. Грохнула вдалеке дверь её комнаты, и стало очень тихо.

«Она теряет контроль, – с горечью понял Мишка. – А что будет, если…»

Если Ольховские всё же связаны с нечистой силой? Если придётся с ними драться? Если и Бэлла, и Олесь утратят разум, и?..

Сердце опять больно заколотилось. Перевязав руку, Мишка понёсся к Стёпе – вдруг у ней есть какие новости о столичных?

Новости, как выяснилось, были.

– Помнишь, я говорила о празднике? Ольховские его для детей устраивают, завтра вечером! Они всех-всех-всех пригласили, и меня с папенькой и маменькой! И тебе можно, как другу, прийти! Как это прелестно, да, Мишель?

И снова тревога – хилая, но ощутимая. Мишка, не подумав, ляпнул:

– Не надо тебе туда.

Стёпа аж вышитую птичку уронила. Заморгала часто-часто.

– Как это не надо?

– Они мне не нравятся, – тяжело выговорил Мишка, уведя взгляд в сторону.

– Почему?

Мишка сглотнул, болячка на руке зачесалась. Он не может ей сказать, просто не может. Нельзя!

– Да что с тобой такое сегодня? Ты какой-то…

Нахмурившись, Степанида ступила ближе и подняла руку, видно, собираясь потрогать ему лоб. Но Мишка, посмотрев на подругу, так и прикипел взглядом к голубой жилке, что билась на её обнажённой шее.

Зубы мигом заострились и прикусили язык.

– Не подходи! – заорал Мишка.

Стёпа испуганно отпрыгнула.

– Прости. Я… я… не люблю, когда трогают. Я ж не маленький, – дрожа, объяснил Мишка и попятился к двери. – Прости. Мне надо… просто надо…

Он не договорил: развернулся и побежал. Во рту было солоно.

И очень приятно.

***

– Готов, пирожочек?..

Бэлла появилась за спиной как всегда незаметно, даже новое платье не прошуршало. Обернувшись, Мишка посмотрел на её бледное, тревожное и до сих пор полное вины лицо. Казалось, за последние дни она стала костлявей, чем раньше, но чары ещё могли маскировать упыриный облик, когда надо.

А сейчас было надо, очень надо. Ведь они шли на праздник.

– Готов, – кивнул Мишка. – Что Олесь?

– Всегда готов, батенька, – прокряхтел лесовик, объявившись у камина. Фрак, бабочка – всё чин чинарём. Купец средней руки, приличный, импозантный мужчина.

– Будьте начеку, – в сотый раз повторил Мишка.

Быть может, вся их подготовка зря, а Ольховские – ангелы, быть может, его чуйка ошиблась, ведь и такое бывало, но… Пока что расклад был таков: ни один из них не должен упускать из виду семью Степаниды, на которую он всё-таки смог наложить лёгкое защитное заклятье, и, ежели что, защищать их в первую очередь.

…А ещё – каждый должен контролировать себя.

На улицах Москвы давно зажгли фонари. К тому времени, как гости подъехали к особняку, небо совсем потемнело, а у резиденции питерских чудаков вовсю горел свет. Огни, похожие на светлячков, обильно украсили богатый фасад здания, а в саду, где ожидалось представление, уже настраивали музыку.

Дворецкий провёл прибывших прямиком к остальным гостям.

– Мишель! – бурно обрадовалась Стёпа, но тут же потупилась под строгим взглядом матери.

Последовали степенные приветствия, дань этикету. Впрочем, сами хозяева к ним не подошли – и Юлия, и Юрий мелькали на возведённой неподалёку сцене, среди наряженных слуг, и отдавали последние указания. Они лишь повернулись и с улыбкой кивнули, заметив их около Степаниды.

«Ещё бы. Мы не такие важные птицы, чтоб к нам подходить…» – чуть скривил губы Мишка и прислушался к себе.