Буря в полдень

Зал был битком набит, в основном студентами. Пришло немало представителей каунасской интеллигенции — учителей, библиотекарей, профессоров.

Когда на трибуну поднялась Саломея Нерис, молодежь, которая еще никогда не видела поэтессы, только читала ее довоенные стихи и поэмы, овациями встретила популярную и любимую поэтессу. Саломея, как всегда, тихим голосом читала известные стихи военных лет, написанные вдали от Литвы, — «Пой, сердце, жизнь», «Тебя я ждала», «Под Сталинградом», «Почему молчит земля»… Поэтесса волновалась, и рука, державшая листочки с текстом стихов, дрожала, в ее голосе звенел плач… Она так мечтала о своем Каунасе, о нашей молодежи в оккупированной Литве, — и вот перед ней сотни любознательных глаз, сотни дружеских добрых лиц…

Ева Симонайтите читала отрывок из начатого перед войной романа «Вилюс Каралюс». Пятрас Цвирка ознакомил с одной из новелл военного времени. Со стихами выступили Алексис Хургинас и Адомас Ластас. Альпас Лепснонис прочитал очерк, посвященный памяти Витаутаса Монтвилы.

В заключение я прочитал стихи военного времени — «Волга», «Стальной город», «Литовец», «Рассказ о товарище», «Сыну», «Девушка у ключа».

Таких вечеров в Каунасе было и больше. Через несколько дней в зале кинотеатра «Форум» собралось примерно восемьсот учеников старших классов и учителей города. Вечер открыл я, а свои произведения читали Нерис, Мишкинис, Якубенас, Ластас, Хургинас и Лепснонис. В зале был страшный холод — его давно не топили. Ученики топали ногами, но едва мы начали, воцарилась тишина, и вечер прошел с успехом. После вечера выступали актеры Государственного театра.

Еще в ноябре прошлого года из Горьковской области вернулись воспитанники детдома в Ичалках, а сейчас, в конце января, приехали дети из Дебес, из Удмуртии… Можно себе представить, сколько слез счастья было тогда и у детей и у встречавших их родителей, родных и близких.

Наконец была освобождена Клайпеда. Таким образом, вся территория Литвы, с Вильнюсом и Клайпедой, впервые в истории объединилась в одну республику, и эта республика была советской.

Освобождение Клайпеды наши поэты, в том числе и я, приветствовали новыми стихами, которые тут же появились в печати. В этом же зале «Форума» состоялся митинг жителей Каунаса. На нем я прочитал недавно написанные стихи:

О, как сердце хмелеет от ветров балтийских соленых!
Эти ветры доносят дыханье далеких краев.
Как воспеть мне свободу любимых полей обновленных
И какою мне песней прославить отеческий кров!..
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Здесь, над Клайпедой вольной, маяк все такой же высокий.

В море брызни, маяк, огневой золотою струей!
Снова родины солнце впиваем, как счастья потоки,
В гуле вечных прибоев, немолкнущей песни морской[26].

Да, счастливые это были дни. Но повседневная жизнь ставила свои требования. Теперь они могут показаться пустячными и смешными, а тогда они были почти трагичны. Как раз в эти дни «Тиеса» напечатала статью «Как вставить окна без стекла»:

«В связи с временным отсутствием стекла изыскиваются способы, как его хотя бы частично заменить. Для этого многие применяют фанеру. Но фанера почти не годится для окна. Она не пропускает света и плохо сохраняет тепло. Оказывается, что лучше всего вместо стекла использовать белую бумагу различных сортов: газетную, оберточную или просто сами газеты».

Да, Каунас переживал тяжелую зиму. Далеко не все квартиры отапливались. Заглянув на улицу Дайнавос, к Саломее Нерис, я часто находил ее в кухне вместе с ребенком — они дрожали в углу, набросив на себя всю теплую одежду.

— А топлива мы опять не достали… — жаловалась поэтесса.

Я досадовал. Но таковы уж военные будни. Никакие усилия раздобыть топливо не приносили результатов. Были для этого, разумеется, и так называемые объективные причины: в учреждениях не было порядка, благожелательности и — транспорта.

— У меня на родине, — как-то рассказывала Нерис, — ничего не осталось. Дом сгорел, нет больше ни братьев, ни матери… — И она замкнулась в себе, но, как обычно, ни одной слезой не выдала своего горя.