Буря времен года

Он хмурится через очки, проверяя мои жизненные показатели. На самом деле это всего лишь черная оправа без корректирующих линз. Гея гарантирует ему стопроцентное зрение и отменное здоровье до тех пор, пока мы остаемся частью программы. Тем не менее тридцать лет назад Чилл заставил меня выловить его очки со дна замерзшего пруда, из которого я извлек его самого, уверяя, что без них он чувствует себя голым. «Даже боги носят набедренные повязки, и очки – это моя», – заявил Чилл, трясясь передо мной в насквозь вымокшей одежде, с которой стекала вода. Нацепив оправу на нос, он добавил: «Я Эри» и протянул мне руку. «Теперь тебя будут звать по-другому», – возразил я.

В отличие от меня Чилл никогда не выказывал явного недовольства своей новой жизнью, не возражал, что застрял тут со мной. Скорее всего, я самый лучший друг из всех, что у него когда-либо были, и это печально, потому что я совершенно уверен, что не заслуживаю его. Чаще всего мне кажется, что я ничуть не лучше тех придурков из нашей школы, которые заставили его выйти на замерзший пруд и разбежались, стоило ему провалиться под лед. Иногда мне кажется, что ему было бы лучше, если бы мы вообще не встретились. За тридцать лет он единственный, кого я спас, но когда он смотрит на меня сквозь свою пустую оправу, будто я его личный герой, мне трудно выдержать его взгляд. Я никогда не считал спасение Чилла осознанным поступком, но сам он по непонятным причинам продолжает раз за разом вызволять из передряг меня.

Чилл бросает мне пару боксерских трусов.

– Теперь, когда ты возродился, возможно, Поппи перестанет меня доставать. Она преследовала меня каждый день, ждала, когда ты проснешься, приставала с вопросами. Кстати, о вопросах – ты собираешься рассказать мне, что все это значит?

Поправив очки на носу, Чилл выжидающе смотрит на меня сквозь пустую оправу.

– Что именно?

Я морщусь, натягивая трусы и стараясь при этом не зацепиться капельницей за ткань. Вытаскиваю катетер и принимаюсь разминать плечи, чтобы стряхнуть с себя пятидесятипятидневный сон.

– Да то, что ты отключил меня, когда был на том горном перевале. – Он бросает мне бутылочку с витаминами, и я едва не роняю ее, но все же ловлю, прижав к груди.

– О чем ты толкуешь?

Я принимаю протягиваемый им стакан воды, вытряхиваю себе на ладонь пару таблеток и медленно глотаю их.

– Ты хоть представляешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы разыскать тебя и вернуть обратно? В горах эту дерьмовую операцию не так-то легко провернуть, даже с передатчиком.

Я делаю последний глоток и едва не давлюсь. Мой передатчик не работал.

Воспоминания о том дне все еще неясны, подернуты туманной дымкой лихорадки. Помню, как спорил с Флёр… как отчаянно мне хотелось провести с ней наедине хоть мгновение. Помню, как отключил передатчик, потому что злился на Чилла, но не помню, чтобы снова его включал.

Я присаживаюсь на краешек стазисной кровати. Как, черт возьми, я вообще здесь оказался? Должно быть, Чилл использовал сигнал Флёр, чтобы вычислить мое местоположение и доставить меня домой.

– Ты же мог там умереть, – резко говорит он. – Насовсем. Навсегда. Твоя магическая задница рассеялась бы в воздухе, если бы Флёр не удерживала…

Чилл резко замолкает. Я сижу на краю кровати, ожидая, когда он закончит фразу, но он нащупывает планшет и делает вид, что изучает что-то на экране.

– Что? – Мое сердцебиение ускоряется. Чилл не отвечает, и я наклоняюсь ближе. – Что она удерживала?

– Отойди назад. – Он разгоняет рукой воздух, морща нос. – У тебя изо рта воняет.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не выбить из него продолжение силой.

– Не «что», а «кого» – тебя. – Чилл со вздохом откладывает планшет в сторону. – Она удерживала тебя целых три долбаных минуты, которые мне потребовались, чтобы определить твое местоположение и вернуть в сеть.

Я дотрагиваюсь до того места, куда пришелся ее удар ножом.

Я чуть не истек кровью. Каким бы слабым я ни был, моя смерть – смерть навсегда – должна была быть быстрой. Без связи с Чиллом и с лей-линиями меня никак нельзя было вернуть назад. Чилл прав. Мои частицы развеялись бы в эфире, разнеслись ветром над Аппалачами задолго до истечения трех минут.

– Но почему?

Я потираю приставшую к ладони пыльцу. Должно быть, Флёр осознала мою ошибку и снова включила мой передатчик. Но даже в этом случае Чиллу потребовалось бы куда меньше времени, чтобы засечь мой сигнал – тем более если он уже определил ее местоположение. – Почему ты так долго не мог нас найти?

Однако ответ мне уже известен.

– Потому что Флёр тоже выключила свой передатчик.

* * *

Я все еще торчу, как приклеенный, у стазисной камеры, пытаясь осмыслить сказанное Чиллом, когда монитор над его столом оживает.

– Включи же камеру, Чилл! Я знаю, что ты там.

На экране возникает лицо Поппи Уиверс. Она постукивает по объективу своей камеры и нетерпеливо барабанит пальцами по столу.

Чилл тяжело вздыхает.

– И так. Каждый. Треклятый. День, – шепотом сообщает он.