Буря Жнеца

– Теряем время, – оборвал его Трана. – Карос Инвиктад истощил мое терпение. «Кстати, где стражники, которых я оставил снаружи? Как будто трудно догадаться…»

Новый голос раздался от двери: – Личная неприязнь, о Брутен Трана, станет слишком опасным проводником в делах.

Тисте Эдур обернулся.

Канцлер стоял, сложив руки на груди; дверь сзади него заслонили двое охранников. Еще миг – он вступил в комнату, огляделся. При виде мертвых женщин на лице его появилась скорбь. – Очевидно, имело место сопротивление. Обе были верными служанками Первой Наложницы – наверняка они ничего не знали о ее злодеяниях. Какая трагедия… Теперь на руках Низали кровь.

Брутен Трана долгое мгновение смотрел на высокого, тощего человека. Затем прошел мимо, направляясь в коридор.

Охранники то ли расслабились, то ли не успели схватиться за оружие – ножи в руках Эдур вошли под челюсть каждому, пронизав мозги. Оставив оружие в ранах, Брутен Трана развернулся и обеими руками ухватил канцлера за пышный парчовый воротник. Летериец захрипел и споткнулся; Брутен притянул его к себе – и крепко приложил к каменной стене.

– Ты уже истощил мое терпение, – тихо проговорил он. – Какая трагедия для твоих стражей. Кровь на руках, о да. Увы, я не расположен прощать тебе их гибель.

Трайбан Гнол засучил ногами, слабо ударив туфлями по лодыжке Траны. Лицо летерийца потемнело, глаза выпучились. Эдур сурово и прямо взирал на него.

«Нужно убить его. Нужно бы остаться и посмотреть, как он задыхается в складке собственной одежды. А еще лучше найти нож и вскрыть ему брюхо. Пусть кишки вывалятся на пол».

К’ар Пенет сказал сзади: – Командир, вы же говорили – мы спешим.

Оскалившись, Брутен Трана отшвырнул жалкого человека. Упал тот очень неловко, вытянув руку перед собой, отчего пальцы сломались. Треск, как будто гвозди входят в дерево; сразу же послышался вопль боли.

Жестом приказав воинам следовать за ним, Брутен Трана перешагнул канцлера и торопливо вышел в коридор.

Едва затихло эхо шагов, Трайбан Гнол осторожно поднялся, прижимая руку к груди. Сверкнул глазами на пустой коридор. Облизал губы и прошипел: – Ты умрешь за это, Брутен Трана. Ты и все, что видели и ничем не помогли. Все вы покойники.

Сможет ли он вовремя предупредить Кароса Инвиктада? Вряд ли. Что же, Блюститель – человек сметливый. У него гораздо больше помощников, чем двое этих жалких, ни на что не способных охранников. Их вдовы получат соответствующие извещения: «Ваши мужья не справились с обязанностями, посему посмертных пенсионов не присуждено. Приказывается немедленно покинуть казармы Дворцовой Стражи, оставив старших сыновей, кои становятся Должниками имения Канцлера».

Он презирает некомпетентность. Что до последствий… что же, кое-кто заплатит. Кто-то всегда платит. Два сына. Да. Надежда отцов. Ему нужны два новых охранника. «Разумеется, из женатых. Кто-то должен будет заплатить, если и эти меня подведут».

Пальцы онемели, хотя выше по руке пульсировала тупая боль.

Канцлер направился в свои покои на встречу с личным целителем.

***

Облаченную в порванную ночную сорочку Низаль втолкнули в комнату без окон, слабо освещенную стоявшей на столе свечой. Сырой воздух смердел старым страхом и испражнениями. Дрожа от путешествия по ночным улицам, он замерла на миг, пытаясь получше обернуться тонкой тканью.

«Погибли две юные, невинные девушки. Убиты как преступницы. Тиссин – следующая. Она мне была почти как мать. Она ничего не… хватит, хватит. Никто из нас ничего не сделал. Но не это важно… Не могу думать иначе. Не могу верить, будто любые мои слова что-то изменят, облегчат судьбу. Нет, это смертный приговор. И мне, и Тиссин».

Император даже не узнает. Она уверена. Трайбан Гнол заявит, что она исчезла из дворца. Что она сбежала. Еще одна измена. Рулад задергается на троне, пытаясь провалиться сам в себя, а канцлер будет осторожно и безжалостно питать растущую неуверенность Императора, а затем отойдет в сторонку – наблюдать, как отравленные слова крадут жизнь из страдающих глаз Рулада.