Бурят (СИ)

В середине апреля в Урге внезапно скончался Агваанлувсанчойжиннямданзанванч?г (ну, бывают у монголов имена, выговорить которые немонгольскому человеку не под силу, к тому же упомянутый даже монголом не был, а родился лхасцем — а там с именами вообще ужас что творится). Совсем молодой был, ему всего пятьдесят четыре прошлой осенью стукнуло. И великий монгольский народ в едином порыве предался скорби. А пока народ скорбел в связи со смертью монарха (в миру известного как Богдо-Гэгэн восьмой, так как его имя и большинство монголов произнести не могли и пришлось «упростить»), отдельные монгольские товарищи наперегонки бросились примерять на себя… корону тамошние монархи не носили, а вот что у них было взамен короны… в общем вот это они и бросились примерять. И примеряли они это примерно неделю, пока на срочно собранном курултае кто-то не вспомнил, что Богдо-хаан был, конечно, монгольским ханом, но ведь не единственным! А так как теперь остался лишь один хаан, то споры о том, кто будет теперь страной править, глупы и неуместны.

О смерти Богдо-хана в Москве узнали уже через день, и члены правительства были несколько озадачены тем, что в связи с этим печальным событием товарищ Бурят, бросив все дела, немедленно помчался в Ургу. То есть понятно, что смерть не просто монарха, но и духовного вождя всех монголов (ну, тех, кто буддизм исповедовал) — серьезная утрата (для этих монголов и даже для многих бурятов), но ведь Николай Павлович-то большевик! И даже атеист, зачем ему-то столь резво бежать и выражать соболезнования или что там по протоколу положено?

Впрочем, товарищ Сталин (все еще занимающий, хотя и «по совместительству», пост министра по делам национальностей) заметил, что хотя выражать свое почтение монарху, тем более иностранному, большевику как бы и не положено, но вот продемонстрировать это уважение в отношении духовной культуры очень даже братского народа — вполне уместно. И что товарищ Бурят, очевидно лучше многих понимающий образ жизни и мыслей тамошних народов, поступил скорее всего очень правильно. Потому что дружба Советского Союза с Монголией лишь укрепится, а поля засеять и без Предсовмина у людей прекрасно получится. Да и заводы разные позапускать — тоже. А если обратить внимание на то, что пока каждый второй завод тоже запускался по ту сторону от Байкала, поездка Председателя Президиума ЦИК может поспособствовать еще более быстрому пуску тамошних заводов. Ну или еще чему-нибудь…

Сам же Николай Павлович в далекую Монголию помчался вовсе не выражать скорбь: такой традиции все же у буддистов не имелось. Но товарищу Буряту были известны некоторые другие «традиции», просочившиеся в монголо-бурятскую культуру от китайцев и (в гораздо меньшей степени) от казаков того же Семенова и солдат русской армии. Нойоны, безусловно, пошлют куда подальше всплывших в мутной водице войн и революций «радетелей за народные массы», «радетели» — чтобы было на что за массы радеть — постараются ограбить все яса, до которых смогут дотянуться. За «богатую прикормку» много молодых парней потянутся в армию «радетелей» — и такая начнется борьба за всеобщее счастье, что живые позавидуют мертвым.

Это если не появится кто-то, кто все это дело остановит. А сейчас этим кем-то был официально назначенный самим Богдо-Гэгэном (а вовсе не Богдо-хааном) Наранбаатар-хаан. Конечно, Гэгэном (то есть тем, кто указывает путь душам народным) ему не стать, но вот должность хана, освященная высшим духовным авторитетом, дает ему (и только ему) право приказывать. Прикажет всем заткнуться — все заткнутся. Или даже не прикажет, а просто попросит: ведь в самую тяжелую зиму двадцать первого-двадцать второго года он лишь попросил — и монголы подарили России даже больше трехсот тысяч коров на мясо, причем выбирали самых упитанных в стаде…

Но и прочить (или все же приказывать) нужно было с умом. Тогда («за коров») забайкальцы тоже монголам много чего подарили. А что дарить теперь? Хорошо, что было время об этом подумать, пять дней на подумать было, пять долгих дней, пока поезд мчался от Москвы к Верхнеудинску. А там — в своей все еще оставшейся «за ним» квартире — Николай Павлович, переодеваясь в «правильную одежду», уже знал, что он «подарит монгольскому народу». И в Ургу из Верхнеудинска отправился уже не один, а с огромной делегацией.