— А я думаю, что любой монгол, любой уйгур, даже любой хуэй согласится именно со мной. Впрочем, я думаю, что обсуждение этого вопроса в таком виде вообще бессмысленно: у нас просто нет средств для помощи тому же товарищу Мао. И, заранее предупреждаю, в ближайшее время и не будет. Так что сейчас важнее нам решить иной вопрос: хотим ли мы понравиться британцам и французам? Я считаю, что этого делать категорически не стоит.
— Вы неверно формулируете: не «понравиться», а «наладить нормальные торговые отношения».
— Это вообще просто игра словами. Нормальных торговых отношений ни с Британией, ни с Францией, ни даже с Германией или с США у нас все равно не будет. Они в любом случае будут пытаться продавать нам очень дорого то, что им просто выкинуть жалко, а у нас пытаться купить за гроши то, что им очень нужно, но в других местах просят сильно дороже. За последние три года Внешторг трижды пытался уговорить меня утвердить продажу нашего зерна за границу, и во всех случаях нам предлагалось продавать пищевое зерно по ценам ниже даже самых худых кормовых сортов. Мы — я имею в виду правительство — от таких продаж отказались. И теперь мы получили первый результат нашего отказа играть по правилам, предлагаемым капиталистами: в стране грядет засуха и неурожай, но это не нанесет СССР ни малейшего ущерба в людях и в промышленности. Просто потому, что мы этим непроданным зерном страну можем год кормить!
— А если бы мы зерно продали, на эти деньги закупили бы станки…
— То у нас было бы куда как больше неиспользуемых станков. У нас сейчас на большинстве заводов до двадцати процентов станков простаивают потому что рабочих подготовленных нет! А еще пятнадцать процентов станков каждый год из строя выходит потому, что рабочие неопытные их просто ломают. Так что задачу партии я вижу прежде всего в том, чтобы повысить интерес рабочих к овладению способами нормальной работы, к стремлению работать без брака, который сейчас составляет до трети произведенной продукции в металлообработке — а вовсе не в том, чтобы за счет тех немногих рабочих, кто работу делает умело и качественно, кормить иностранных националистов. Еще раз повторю: партия себя объявила авангардом рабочего класса. Так пусть этот авангард ведет народ к победе социализма, а не в клуб любителей болтовни о светлом будущем.
— Вы считаете, что у нас здесь клуб болтовни?
— Я не считаю, потому что арифметику в школе плохо учил. И поэтому не могу понять, посему Монголия с населением под пару миллионов человек, еще десять дет назад бывших дикими кочевниками, производит стали всего лишь в восемь раз меньше, чем СССР со ста восьмьюдесятью миллионами. И почему по числу производимых карабинов и пулеметов Монголия уже СССР превосходит. А так же почему треть советской стали и чугуна выделывается на поставляемом нам Монголией угле. Кто-то может мне, неучу отсталому, это пояснить?
— Я могу, — ухмыльнулся Струмилин. — Это потому, что для монгола слово Наранбаатар-хаана –это истина в последней инстанции. А у нас слова товарища Бурята — повод поспорить и даже, если повезет, то и подраться.
— Возможно вы и правы, Станислав Густавович, — с улыбкой ответил Струмилину Сталин. — Проблема, вероятно, тогда в том кроется, что в СССР нет Наранбаатар-хаана, который — и в этом сомнений нет — человек исключительно умный. В СССР есть лишь товарищ Бурят, идеи которого вызывают лишь более чем обоснованные сомнения и, естественно, возражения.
— И я бы даже в вашу теорию поверил, — с нарочитой грустью во взгляде ответил Станислав Густавович, — но есть одно в том препятствие, напрочь для меня эту теорию опровергающее. Все дело в том, что Николая Павловича у нас, в СССР, прозвали товарищем Бурятом…
— Это он сам себе имя такое придумал.
— А в Монголии Николая Павловича Андреева все знают под именем Наранбаатар-хаана. Верховного правителя всех монголов и бурятов, непогрешимого правителя. И, судя по развитию Забайкалья, насчет его непогрешимости там не очень-то и ошибаются…
Жизнь бывает полна сюрпризов, и сюрпризы она чаще предоставляет неприятные. По крайней мере у короля Хокона седьмого именно такое мнение сложилось. Первый неприятный сюрприз жизнь преподнесла еще в двадцать седьмом году — когда внезапно у русских в Мурманске откуда-то появилось множество корабликов. Небольших, тонн по восемьдесят-сто водоизмещения, но довольно шустрых и, что было особенно противно, неплохо вооруженных. А неприятным было не появление этих корабликов само по себе, неприятным было то, что кораблики эти стали отлавливать норвежских рыбаков и охотников, которые мирно ловили в Баренцевом море рыбу и били морского зверя. В основном все же именно отлавливали, после чего рыбацкие суда конфисковывали, а самых рыбаков пешком перегоняли через границу обратно в Норвегию. После того, как русская граница до самой Норвегии подвинулась, это стало делом несложным, но вот сам факт, что русские через границу почти каждый день по несколько десятков норвежцев перегоняли, было вызовом.