Буриданы. Незнакомка

Хрущев ни на кого внимания не обращал, продолжал свой сольный номер, и только тогда, когда дыхание не выдержало, остановился и стер ладонью пот с лица.

– Ну вот мы и поплясали немного на «Молотове».

Смех и аплодисменты были достаточным признанием, после чего можно было забрать портфель и отправиться осматривать каюту.

Против всех ожиданий Хрущев спал первую ночь на корабле превосходно, прямо как во время войны, когда все было просто, понятно, кто враг, а кто свой, не то, что, до нее, когда лучший друг мог оказаться предателем, спал хорошо и проснулся с ясной головой, хотя вечером выпил немало во здравие болгарских товарищей, которые отмечали национальный праздник – или как раз благодаря этому.

– Пора брать империалистов за яйца, – подумал он энергично.

На генеральной ассамблее ООН надо было нанести уничтожающий удар мировой капиталистической системе вообще и старому хрену Эйзенхауэру в частности, за то, что тот его подло провел.

Вспомнив про весенние события, Хрущев, как всегда, ощутил сильное раздражение.

Вот гад!

Он пошел к Эйзенхауэру с открытым сердцем, искренне желая покончить с враждой, жить если не в согласии, что было мало вероятно, то хотя бы в мире – и чем этот сукин сын ответил? Послал самолет-разведчик, чтобы тот летал над Россией и снимал тайные объекты, и когда – как раз перед парижской встречей.

Ну хоть две недели потерпел бы!

Что тогда случилось бы, Хрущев толком не представлял, разногласий и так хватало, но какие-то бумаги, жуя лягушачьи лапки, они наверняка подписали бы, а это означало бы, что он вернулся бы в Москву с моральной победой – американцы побаиваются нас, заключают договора.

Теперь же все моментально полетело в тартарары, Хрущев хорошо помнил злорадные взгляды членов президиума, когда пришло сообщение, что Пауэрса подстрелили – ну и дурак же ты, Никита, разве не знаешь, что с империалистами невозможно ни о чем договориться, Сталин себя так глупо не повел бы…

Хрущев рассердился еще больше, рассердился так, что не выдержал, выскочил из постели, надел, фыркая, тапочки, рванул в ванную комнату и стал с таким неистовством чистить зубы, что эмаль зазвенела. Все считали Сталина эталоном хитрости, хотя как раз по его глупости Гитлер чуть было не занял Кремль – но об этом не говорили, не было принято, когда кто-то упоминал имя Риббентропа, полагалось сделать недоуменную рожу – это еще кто такой? – а потом демонстративно шлепнуть себя по лбу: ну да, тот, кого повесили в Нюрнберге.

Никто не вспоминал и того, что Сталин в течение всего своего царствования, как последний трус, торчал дома, окруженный армией охранников, из страны выехал только дважды, когда деваться уже было некуда, раз в Тегеран и другой в Потсдам, тогда как он, Хрущев, целый месяц крутился по Штатам, встречался с фермерами и рабочими, неграми и киноактерами, нахваливал всем советский строй и сделал один для пропаганды социализма больше, чем вся советская пресса: «Правда», «Труд» и «Известия» вместе взятые.

Но ничего не помогало, все равно ему ставили в пример этого грузина.

Покончив с чисткой зубов, он стал кидать себе холодную воду в лицо и на плечи, точно как у колодца, так что брызги летели, потом долго растирался полотенцем, быстро побрился, вернулся в спальню и стал одеваться. Как всегда, он по рассеяности застегнул пуговицы на штанах до того, как надел туфли, пришлось их снова расстегивать, живот мешал ему завязывать шнурки.

На палубе он остановился потрясенно – ему показалось, что он попал прямо на небо, в облака – все вокруг погрузилось в туман, даже перил не было видно, не говоря уже о капитанском мостике.

Угу! – прогудела вдали сирена.

Ого! – ответила вторая тут, рядом.

Только не хватало столкнуться с другим кораблем, подумал Хрущев нервно. Вдруг он заметил, что из тумана выходит какой-то великан и шагает прямо в его сторону.

Покушение! – закричало все внутри Хрущева.

Но когда великан подошел к нему, стало ясно, что это всего лишь Аджубей.

– Я уж подумал, Никита Сергеевич, что вы велели привязать себя к мачте, – прогремел зять добродушно.

– К мачте? Зачем? – не понял Хрущев.

– Ну сирены же… – пояснил Аджубей путано.

Хрущев рассердился.

– Что с тобой, перепил, что ли? Каким образом? Когда я заглянул в твой стакан, там не коньяк был, а пиво.

Зять стал говорить что-то про древних греков, но Хрущев нетерпеливо прервал его:

– Сообщение ТАСС готово?

– А как же, Никита Сергеевич…

Они пошли в кают-компанию, Хрущев надел очки и прочел текст.

– Это что за вздор? Про какой туман ты тут мелешь?

– Но на море же туман, – впал зять в замешательство.

– На море, по которому едет корабль с лидерами стран социализма, не может быть никакого тумана. Исправь. Погода солнечная, настроение соответствующее.

И пока Аджубей потел над сообщением, добавил поучительно:

– Каждое государство имеет право лгать своим гражданам.