Сарычева Николай Николаевича зовут в деревне Доктор, хотя он не доктор вовсе, а зоотехник. Егор Петрович иной раз даже специально кому-нибудь скажет: «А ты к Доктору зайди. Доктор знает!» Чтобы не забывали!..
Доктором стал Сарычев у партизан. А что делать? Не было в отряде настоящего доктора, пришлось зоотехнику пойти в доктора.
Теперь под День Победы или на двадцать третье февраля их обычно приглашают в школу — рассказывать про войну, поскольку они считаются ветеранами. Мало уж их осталось, ветеранов. Многие поумирали. Командир отряда Снеговой Илья Семёнович, минёр Никольский Сергей Иванович, командир разведки Хенделис Казимир Янович… И совсем старые были, которые сразу после войны умерли, как дядя Ваня Белов. И совсем молодые, которые просто не дожили, погибли кто от вражеской пули, кто от вражеской пытки, кто на виселице.
Освобождали этот район легко, почти без боя. Как Красная Армия подошла, фашист сразу дал дёру: струсил, да и силы были уже не те. В оккупацию — вот когда здесь была настоящая война!
…Однажды Хенделис послал Егор Петровича в деревню, к одной верной женщине: по избам должны были собрать тёплые вещи для отряда. Стояла уже середина октября, не сегодня-завтра могли ударить настоящие морозы и повалить снег.
Он вышел из лесу уже за полночь. Воровато прокрался лугом, потом по мосту через речку. Деревня на пригорке стояла вся чёрная, без единого огонька в окне. Задами, через кусты, но всё же так, чтобы не шуметь кустами, Егор Петрович вышел к нужной ему избе. Темь была хоть глаз коли.
У крыльца был специально воткнут шест и на нём пустая крынка — если в доме немцы или полицаи. Егор Петрович ощупал шест — пусто! Выходит, путь был свободен. И только ступил он один шаг — что-то хрустнуло под ногою… Он замер, будто каменным стал. Потом тихо-тихо нагнулся, ощупал рукой невидимую влажно-ледяную землю. И сразу пальцы нашли то, что искали, — глиняные черепки.
Но как узнать: то ли они от сигнальной крынки, то ли просто кто-то нечаянно кокнул тут горшок? Стукнуть в окно? Опасно! Уходить в лес? Стыдно. «Подожду, — решил Егор Петрович, — в избе трое ребятишек, уж обязательно кто-нибудь до ветру выскочит. Если, конечно, всё в порядке». Поплотнее запахнув телогрейку, чтобы звук не вылетел наружу, он взвёл курок трофейного пистолета и стал ждать. Час прождал, два и три, никто не выходил. Подозрительно! А с другой стороны, охота им была в такую холодень на улицу выскакивать, ребятишкам-то. Теперь уж спят давно! Постучать, что ли? Но удержался. И долго ещё терпел, коченея, почти не шевелясь. Но упорно грел под мышкой правую руку, чтобы хорошо было стрелять, если придётся.
Вдруг громыхнуло ведро в сенях. Сердце сразу вздрогнуло — ох, не хозяйский сапог: видать, нетвёрдо знал в потёмках дорогу, сукин сын! А на улице темнота была уже чуть разбавлена серой водичкой рассвета. Медленно, как во сне, из ночи вытаивали деревья, кусты, сарай. Егор Петрович успел только встать. Но шагнуть за угол не успел. Бывает же — ноги от бездействия долгого стали как деревянные. Дверь раскрылась. На порог вышел полицай. Егор Петрович почему сразу узнал — тот в чёрном пальто был суконном. Немцы в райцентре базу пограбили и всем полицаям выдали эти пальто — как бы «форму».
Егор Петрович стоял, тесно прижавшись к стене. Серый ватник, серые штаны на сером — будто врос. Сейчас бы полицай спустился с крыльца, а Егор Петрович за его спиной нырнул за угол дома.
Но полицай, как на грех, увидел его. Вдруг ни с того ни с сего повернулся всем корпусом и наткнулся на взгляд стоящего у стены партизана. Егор Петрович приложил палец к губам. А пистолет его чёрным немигающим глазом смотрел прямо в полицаеву суконную грудь. Было ещё темновато — может, в этом дело? А может, полицай попался смелый, а может быть, просто пьян был этот человек. Но только он крикнул: «А ну, брось оружие!»
Где-то на другом конце залаяла одинокая собака. Полицай уже стряхнул с плеча карабин. Так он и замер в памяти — повернувшийся левым боком, в чёрном пальто, с раскрытым ртом и злыми, неиспуганными глазами. Егор Петрович выстрелил и побежал. Кусты засвистели ему навстречу то шашкой, то плетью.
Сперва он ничего не слышал, только стук шагов отдавался в ушах. Но потом: та-та-та-та-та… — мотоцикл. Мгновенно сообразив, Егор Петрович изменил направление: к мосту, к дороге бежать теперь было нельзя. Кусты отпрыгнули назад, Егор Петрович бежал по заболоченному берегу к реке. Корка утреннего приморозка проламывалась, и сапоги хватала причмокивающая слякоть. Егор Петрович стал задыхаться, но ни капли не давал себе поблажки — бежал и бежал изо всех сил.