Бурная жизнь Ильи Эренбурга

Статьи Эренбурга, которые обычно выходят под общим заглавием «Тени», написаны в импрессионистической безличной манере. Автор старается передать атмосферу войны при помощи «аутентичных» диалогов, избегая обобщений и анализа. Тон статей заметно оживляется к концу года, после того как Эренбург посещает русские бригады, направленные Николаем Вторым во Францию, на Западный фронт. Встречи с этими простыми мужиками, русскими солдатами, разбередили душу Эренбурга, пробудив воспоминания о Родине. Их отвага восхищала его, а унижения, которым они подвергались (во французских деревнях к ним относились как к дикарям), задевали его собственную гордость. Их тоска по Родине обострила его собственную ностальгию: «За полем простирается великолепная и незнакомая страна. Там, где грохочут пушки, еще дальше, находится моя родина. Там встала передо мой русская душа, сумрачная и светлая, смиренная и безумная, страстная и жестокая. Великая душа» [59]. Эренбург цитирует классические тютчевские строки «…B Россию можно только верить» — и продолжает: «Мне хочется сказать туда, в ночь, где в желтой земле Шампани, где стоят на часах кроткие люди: Верю и верую». Он словно блудный сын, обратившийся к отцу с покаянными словами: «Отче, я согрешил против тебя…»

Эренбург отправляется на фронт, в расположение английских частей в Сом, Амьен, Кале. Из впечатлений от этой поездки получится в 1918 году книга «Лик войны». Эренбург предстает здесь гораздо более зрелым писателем, нежели в статьях и репортажах. Он выработал особый стиль, динамичный и отстраненный, который тем не менее, питаемый взглядом поэта, никогда не грешит сухостью. Композиция книги, основанная на сопоставлениях, позволяет противопоставить контрастные «лики войны» — «Трусость и храбрость», «Война и жизнь», «Жестокость и милосердие» — и передает немыслимое сосуществование апокалиптических ужасов и бытовой повседневности. Здесь нет ни политической позиции, ни интернационализма, ни патриотизма, ни тем более морализирования, если, конечно, не считать таковым сарказм, направленный против тыловых крыс, против церкви и прекраснодушия. «Во всех рассуждениях о жестокости на войне кроется ложь». На самом деле война открыла Эренбургу глаза и позволила понять суть XX века. Современная война является рационально организованным производством: «Штыковые атаки стали редкостью. В большинстве случаев солдаты даже не видят своего противника и стреляют по определенной цели, а не в человека». Современной армии впервые удалось на поле боя придать убийству вид «мирного труда, который напоминает точные и сосредоточенные движения рабочих на заводе, обслуживающих огромную сложную машину… Интересно, сколько продлилась бы эта война, если бы каждый мог видеть последствия своих действий?» [60]

И по возвращении в Париж его продолжает преследовать запах смерти. Но его отвращение несвободно от некой доли увлечения смертью. «Жизнь? Да, но она только там <…> Только на глазах у смерти, прячась от снарядов, изнывая от грязи, томясь и маясь, не здесь, только там можно узнать всю радость жизни» [61].

В конце февраля 1917 года, сидя в кафе на Монпарнасе, Эренбург узнает об отречении Николая Второго. Жестоко критикуемый либеральными депутатами в Думе, презираемый и ненавидимый собственным народом, покинутый союзниками, царь был вынужден оставить престол после пятидневных демонстраций в Питере, во время которых солдаты присоединились к рабочим. Временное правительство сразу же провозгласило всеобщую амнистию, равенство граждан перед законом и отмену всех форм национальной и религиозной дискриминации.

Эмигрантская колония в Париже торжествовала победу, и даже Эренбург, несмотря на неврастению, которой он заболел в годы войны, не колеблясь принимает решение вернуться на Родину. Бюрократическая волокита длится долго. Франция и Англия выпускали эмигрантов строго отмеренными партиями, и Эренбургу пришлось до июня ждать своей очереди.

Прощание с Парижем проходило в натянутой атмосфере. По мере того как схватка между Временным правительством и Петроградским Советом разрешалась в пользу последнего, французы становились все более враждебны и подозрительны по отношению к выходцам из России.