Итак, работа над романом о Курбове проходит под знаком «ответственности». Николай Курбов — один из первых чекистов в русской литературе
[195]. Он родился еще до революции и люто ненавидит царский режим, при котором вырос. Он мечтает о новом идеальном обществе (схема этой «мечты» заимствована у Брюсова, который, став в 1920 году «ответственным за литературу» в Наркомпросе, изображал эту последнюю в виде геометрических фигур — треугольников, ромбов, квадратов). Сразу же после революции Курбов соглашается занять крупный пост в ВЧК. На этом посту ему, человеку «кристально честному», но не забывшему прошлых унижений, приходится подписывать, вместе с двумя своими коллегами-садистами, расстрельные списки. В это время коварный шпион, засланный Антантой (его прототипом стал старинный знакомый автора по Монпарнасу Борис Савинков собственной персоной, мрачный и загадочный), завербовывает молоденькую девушку (круглую сироту!), которая хочет отомстить за жертвы красного террора и за поруганного Христа и соглашается убить Курбова. Однако достаточно того, чтобы они встретились, Он и Она, и обоюдная ненависть превращается в мистическую любовь. Но, увы, не только Любовь поймала в свои сети Курбова: еще более страшную западню ему расставила История. Роковым вечером он узнает, что Партия перешла с позиций военного коммунизма к новой экономической политике. Для Курбова это возврат к старому, крах его идеалов…Несгибаемый фанатик, неспособный ни на компромисс, ни на сострадание, Курбов воплощает мечту Хулио Хуренито, предрекшего скорое появление людей, которые «не станут украшать палки фиалочками». Впрочем, тут есть существенное отличие: вместо вечного стило, которым вооружен Великий Провокатор, Курбов вынимает из кобуры самый настоящий пистолет и кончает с собой. До сих пор Эренбург, в отличие от Максима Горького или Алексея Толстого, считался писателем аполитичным, чуждавшимся идеологической пропаганды. С «Николаем Курбовым» он переступает эту черту.
В этой гротескной книге есть еще одна загадка. Почему Эренбург вдруг вспомнил о Борисе Савинкове? После падения Временного правительства в 1917 году Савинков, легендарный террорист и эсер, остался на какое-то время в России, где создал Союз защиты родины и свободы. Эта подпольная организация, получавшая финансирование из Парижа, ставила себе целью поднять восстание против большевиков. Проводя операцию против московской ячейки Союза в 1918 году, ЧК пустила в ход полный набор своих излюбленных приемов: вереница переодетых белых офицеров, сестры милосердия, чекисты… неудивительно, что Эренбург включил этот фантастический маскарад в свой роман. Савинков — человек не только загадочный, но и опасный; в Париже он будет утверждать, что планировал покушение на Ленина. Пока он метался между Польшей и Парижем, чекисты не выпускали его из поля зрения, и в конце концов, в 1924 году, его удалось заманить в ловушку. Операцию «Трест» против Савинкова возглавлял заместитель начальника ЧК Вячеслав Менжинский, с которым мы уже познакомились — в 1921 году, когда он беседовал с Эренбургом о литературе и о монпарнасской богеме… Кто знает, не всплыло ли в том разговоре и имя их общего знакомого Бориса Савинкова? Если это так, «заграничная командировка» Эренбурга, подписанная Менжинским, нашла бы свое объяснение.
Сделав двух кровавых палачей и кристально честного Курбова крупными чекистами, Эренбург совершенно смешал карты. Он, разумеется, ожидал, что эмигрантская критика запишет его в апологеты красного террора; но то, что и в Москве роман будет принят в штыки (в Москве его опубликовали только в журнальном варианте), привело его в полное смятение. Он пишет Марии Шкапской: «Судьба Курбова мне непонятна. Я никак этого не ждал. Очевидно, отвык от климатических условий. Напишите мне, пожалуйста, подробно, что говорят о нем как в литературных, так и в нелитературных кругах»
[196].