Бурное море

Мы молчали.

— Курс к Северо-Западному! Толкай, дед!

— Есть! — Дед полез в машину. — А если начальство узнает, что рыбачили, доложим, что «заначка» была...

— Не пойдет... — поморщился Джеламан. — Скажем, в бухте поймали.

— Удочками, командир, удочками. Га-га-га!

— Ну и Бес! — засмеялся Джеламан и стал рассчитывать курс от Караги — мы отстаивались в Карагинской бухте — к Северо-Западному.

II

И мы стали рыбачить в эту кошмарную погоду. Буй пришлось брать акробатически; тут выручил опыт, глазомер и интуиция самого Джеламана: сейнер прямо накидывало на буй, — и сообразительность Кази Бази: он багры привязал на концах, и, когда буй вырывало волной, страховали эти концы. В руках багор невозможно было удержать даже такому силачу, как Женя. Бес первым улавливал буй; насколько Бес несообразителен в морском деле, настолько он лих и отчаян: прямо по-дикарски, закрыв глаза, кидается в самое пекло. Нас выручили силища Жени и Есенина, умение деда с Марковичем: им на лебедке надо было предвидеть и чувствовать каждую случайность. В общем, буй взяли на борт, завели ваера, легли на курс траления, и тут началось... Ваера не держатся в мальгогерах, сейнер волной ставит то на нос, то на корму, их вырывает... Вместо мальгогеров поставили ломы, тоже вылетают ваера, пришлось ваера прихватить концами к площадке. Спасибо деду, как будто предвидел такую работу: в ремонте когда стояли, понаприваривал скоб где надо и где не надо.

Протащили невод по морскому дну, стали брать — тоже сплошной цирк. Все летает, трещит, гнется — того и гляди, или пришибет, или за борт выкинет. Взяли центнеров восемь — десять, это, конечно, не рыба, но сейчас нас устраивала и такая, и при такой погоде.

Сделали три траления, на борту уже было центнеров тридцать пять — годовой есть! — но тут так приспособились и разошлись, что еще в один замет пошли.

Пошли в этот замет и пожалели: к вечеру погода разошлась на всю катушку, не то чтобы работать — стоять на палубе невозможно стало. И никак с ваерами не сладим... Было два страшных момента. Беса чуть не перерубил вылетевший из крепления ваер, спасла случайность. Джеламан загнал Беса на камбуз и велел ему не вылазить оттуда. Страшнее всех была эта экспедиция для самого Джеламана; он ругался на все лады и тона и клялся, что «триста лет» не будет смотреть на «эту рыбу» и на «тысячу миль» уедет от моря после этого замета.

Потом еще была выборка невода. И корма с воющим в воздухе винтом повисала над неводом, и ходовой шкентель рвался, и волны рыбу с палубы слизывали, и... Но обошлось все, как говорится, слава богу.

Но вот и последняя камбалина шлепнулась в трюм. Невод уложен на площадке и закреплен по-штормовому, трюм задраен двумя брезентами, на палубе все закреплено к переходу.

Мы смахнули с лиц соленую росу, стащили шапки и сказали: «фух!» — и стеклись в рубку к Джеламану закурить.

Теперь поскорее на плавбазу, которая отстаивалась от шторма в Ложных Вестях, сдать улов, доложить начальнику экспедиции, чтобы он на утреннем капчасе сказал об этом «немаловажном» событии. Впрочем, когда мы стаскивали шапки и говорили «фух», то думали не об этих лаврах, а о том, что удачно отделались, что невод на борту и все живы. А уж до базы теперь-то как-нибудь дотопаем. В общем, не стаскивая даже перчаток — надо ж нарукавник развязывать, — пристроились в рубке, кому где удобнее. Джеламан размял и сунул в рот каждому по сигарете, блаженно задымили. Вылез Бесяра из своего заточения, принес кружки и чайник с кипятком, стал сбивать фирменный кофе — в этом деле он истинный Бес, никто не может делать такой вкусный кофе.

Сидим, блаженно дымим, прихлебываем кофе, перекидываемся незначительными фразами. Джеламан сам ведет сейнер.

— А колдун-то молотит, — заметил дед и кивнул в сторону эхолота, который работал. — Хоть сегодня пожалей его.

Дело в том, что Джеламан никогда не выключал эхолота, даже на переходах, хотя на переходе он не нужен: а вдруг он что-нибудь найдет?

— А ты, как и всякий порядочный дед, дрожишь за каждую железку? Жадина-говядина.

— Пожалей, пожалей... еще пригодится.

— Командир, командир! — встрепенулся Женя. — Смотри!

Мы все повернулись к эхолоту: он писал черное густое пятно. Замолкли... Уставились на ползущую ленту эхолота и забыли про кофе... Минута... две... три... Эхолот писал и писал поле рыбы.

— Треска-а-а! — выдохнул Джеламан. — Таких косяков я, братцы, еще не видывал.

— Но откуда? — удивился дед. — Она кончилась месяц назад.

— Треска! — коротко утвердил Джеламан.

— Чудеса...

— Хоть верьте, хоть не верьте, но это, братки, треска! Обратный курс!

Легли на обратный курс, эхолот опять записал это исполинское поле рыбы, и еще раз проехались по нему...

— Если бы мне сказали, что в конце августа в нашем море встречается треска, счел бы за личное оскорбление, — сказал дед.

— А я бы вызвал на дуэль. Га-га-га!

— Эх, погодка ты погодка! — вздохнул Женя.

— Глаза видят и боятся, руки ничего не видят и ничего не боятся. К замету, что ли, командир? Га-га-га!

— Поэтому-то ты и закрываешь глаза, когда кидаешься ловить буй?