Бурные страсти тихой Виктории

Когда Санька понял, что влип, было уже поздно. Лизавета сидела у него на шее, сунув пятки в рот. Это он самому себе так описывал ситуацию.

Он напоминал теперь того Зайца из русской сказки, в лубяную избушку к которому попросилась погреться Лиса. То есть сначала она попросила погреть всего одну лапу, а потом не только угнездилась в его жилище, но и самого хозяина выгнала вон.

Или — что там было на этот случай у Викиного любимца?

Конец простой — хоть не обычный, но досадный:
Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —
И начал пользоваться ей не как Кассандрой,
А как простой и ненасытный победитель.

Санька вспомнил стихи Высоцкого и хмуро посмеялся. Это что ж получается? Лизавета его поимела? Как ни грубо это звучит, но именно так. А он, как последний придурок, позволял ей все это с собой проделывать будто под гипнозом. Как телок безмозглый. На поводу.

По большому счету Лизавета ему не очень нравилась. Внешне она была хуже его Виктории, да и характер у нее был не сахар. Знать бы, что так все случится…

Началось падение Саньки с того, что в обеденный перерыв Лизавета стала присаживаться возле него и угощать тем, что приносила с собой из дома.

Прежде он обходился бутербродом с горячей сосиской и кофе, которые покупал в павильончике здесь же, на территории базы. Это его вполне устраивало, но Лизавета хорошо готовила, и Санька потихоньку приохотился к ее кулинарным изыскам.

Вкусная пища, съеденная совместно, располагает к откровенности. И слово за слово, Санька стал рассказывать сотрапезнице о своей жизни с Викой и о том, какая у него жена рассеянная и невезучая. Нет, он вовсе не жаловался, а как бы посмеивался над женой. Вполне, впрочем, беззлобно.

Вот — от озарения он даже остановился — вот с чего началось его падение! Так это и бывает с людьми, про которых говорят: ради красного словца не пожалеет и отца. Ему было приятно восхищение, с которым Лизавета на него смотрела. Это их как бы объединяло. Санька сам себя любит, и эта молодая женщина — его.

Вначале Лизавета только ахала и сочувственно кивала: бедная, ох бедная! Но потом тон ее соболезнований потихоньку сместился: уже бедный был Санька, а вовсе не его непутевая жена.

Однажды он разозлился на Вику всерьез: она сожгла утюгом его любимую рубашку. Поставила терморегулятор на «хлопок», да так и забыла перевести на меньшую температуру. А в рубашке было тридцать процентов синтетики. И горячий утюг «свез» целый кусок рубашки на самом видном месте.

Словом, он пришел на работу не в настроении, и тут к нему подкатила Лизавета:

— Хочешь, угадаю, почему ты такой расстроенный? Твоя психичка опять что-то учудила.

Раньше она не осмеливалась вот так напрямую говорить плохо о его жене, но в тот день поняла: сегодня можно. И Санька ее не одернул.

— Почему ты не разведешься и не женишься на нормальной женщине? — Лизавета долбила его теперь чуть ли не ежедневно, очевидно, считая, что капля и камень точит. — Детей-то у вас нет… Кстати, и хорошо, что нет, а то представь, родит тебе такая женушка какого-нибудь дебила. Тебе это надо?

Слова Лизаветы задели его за живое, но к тому времени Санька уже побывал у нее дома — по просьбе Лизаветы подвез ее и, конечно, получил приглашение на кофе, — познакомился с ее маленькой дочерью.

Он не мог не заметить, как у Лизаветы все чисто и ладно устроено, и слова, которые она ему в уши упорно вкладывала, наконец стали давать ростки.

А потом случилось то, к чему Лизавета его упорно подталкивала. Причем не где-нибудь, а на складе ящичной тары. Она его туда заманила под каким-то смешным предлогом…

В любое другое время Санька сообразил бы, что к чему, а тут его голова была занята серьезной недостачей, с которой не мог разобраться заведующий складом, а директор базы приказал, чтобы старший менеджер Петровский в этом помог…

Он и разобрался, и обрадованный завскладом побежал докладывать шефу, что все в порядке, и при этом пообещал Саньке куб вагонки — тот собирался построить в огороде небольшую баньку, как они мечтали с Викой, — на предбанник дерева как раз ему и не хватало.

Словом, так все сошлось, что голова Саньки была занята всеми этими событиями и он ничего особенного в предложении Лизаветы не усмотрел, а она его затащила в междурядье, и прижалась к нему, и начала целовать, а Санька почему-то не смог ее оттолкнуть…

После этого он начал почти каждый день бывать в квартире Лизаветы, приходить домой все позже, и от того, что Вика верила его неуклюжему вранью, стал ее за это как бы отодвигать от себя. А потом и откровенно выталкивать из своей жизни. Кому же понравится постоянно чувствовать себя виноватым?!

Подумать только, он едва ли не стал презирать свою жену за веру в него, в его порядочность!

Вообще до сегодняшнего он как бы не принадлежал самому себе. И даже уверенность в необходимости развода с Викой казалась ему чуть ли не выстраданной им самим. Оказывается, его таки сумела убедить в этом Лизавета.