Бурный финиш

«Противный, избалованный сукин сын». Все было бы нормально, если бы сестра говорила такие вещи постоянно, но Алиса была тихим, безвредным существом. В детстве ей мыли рот мылом, если она употребляла бранные слова, и с той поры у нее не возникало желания ругаться. Это была самая младшая из моих сестер, на пятнадцать лет старше меня. Некрасивая, незамужняя, средних интеллектуальных способностей. Поменявшись ролями с родителями, она управляла домом и ими. Да и мной тоже. Причем уже давно. Я был скрытный, тихий пай-мальчик, выросший в скрытного мужчину. Я был патологически аккуратным, всегда приходил раньше всех на встречи и в манерах, почерке и сексе проявлял неукоснительную сдержанность. «Чопорное, скучное, бесполое существо». Мэгги права... Но это внешнее впечатление. То, что внутренне я уже давно был совсем другим, сбивало меня с толку и не давало покоя все больше и больше...

Я взглянул на голубое с золотыми разводами небо и подумал с тайной усмешкой, что только там я чувствую себя человеком. И еще когда участвую в стипль-чезах. Да, пожалуй, так.

* * *

Алиса ждала меня, как всегда, за завтраком. Лицо ее раскраснелось от ранней прогулки с собаками. Я почти не видел ее во время уик-энда. В субботу у меня были скачки, а в воскресенье я уехал до завтрака и вернулся поздно.

— Где ты вчера пропадал? — спросила Алиса, наливая кофе.

Я промолчал. Она, впрочем, успела привыкнуть к таким ответам.

— Мама хотела с тобой поговорить.

— О чем?

— Она пригласила Филлихоев на ленч на следующее воскресенье.

Аккуратно поедая яичницу с беконом, я невозмутимо заметил:

— Значит, эта робкая прыщавая Анджела! Пустая трата времени. Меня и дома-то не будет.

— Анджела получит в наследство полмиллиона, — совершенно серьезно заметила сестра.

— А у нас плохо с крышей.

— Мама хочет, чтобы ты женился.

— На богачке.

Сестра признала, что это так, хотя и не понимала, что в этом плохого. Финансовое положение нашей семьи ухудшалось, и родители полагали, что обменять титул на денежный мешок — неплохая сделка. Родители не понимали, что в наши дни богатые невесты слишком хорошо разбираются в жизни, чтобы взять и запросто отдать свое наследство в полное распоряжение молодому супругу.

— Мама сказала Анджеле, что ты будешь.

— Очень глупо с ее стороны.

— Генри!

— Мне не нравится Анджела, — холодно сообщил я. — И я не собираюсь быть здесь в воскресенье. Неужели вам не понятно?

— Генри, неужели ты бросишь меня одну — как мне с ними себя вести?

— Тебе следует удерживать мать от столь глупых приглашений. Анджела — уже сотая уродливая наследница, которую она приглашает к нам в дом в этом году.

— Но это нужно нам всем!

— Только не мне, — сухо возразил я. — Я не проститутка. Сестра обиделась и встала.

— Какой ты злой, — сказала она.

— И раз уж об этом зашла речь, — сказал я, — я желаю жучкам приятного аппетита. Пусть съедят всю нашу крышу. Этот чертов дом поглощает уйму денег, и, если он рухнет, все мы вздохнем с облегчением.

— Это наш дом, — привела сестра последний довод.

«Если бы дом принадлежал мне, я бы тотчас же его продал», — подумал я, но промолчал.

Неверно истолковав мое молчание, сестра попросила:

— Генри, пожалуйста, приходи на ленч с Филлихоями.

— Нет, — решительно сказал я. — В воскресенье у меня найдутся дела поважнее. Можете на меня не рассчитывать.

Внезапно сестра вышла из себя. Дрожа от гнева, она закричала:

— У меня больше нет сил выносить твое аутическое поведение! Ты противный, избалованный сукин сын!

Неужели это так, размышлял я, сидя возле Серпантина. И если так, то почему?

В три часа, когда заметно похолодало, я встал и пошел к выходу из парка. Но направился я не на Ганновер-сквер, в элегантный офис моей фирмы. Пусть недоумевают, решил я, почему всегда пунктуальный Генри не вернулся после ленча. Вместо этого я взял такси и поехал к старому, захламленному причалу. Когда я расплатился и вылез из машины, мне в нос ударил запах ила — на Темзе был отлив.

На этом причале вскоре после войны было наспех построено приземистое бетонное здание, которое кое-как поддерживалось все эти годы. Его стены были в ржавых потеках от прохудившихся водосточных труб. Их давно следовало покрасить. Прямоугольные окна с металлическими рамами были покрыты слоем сажи и копоти, а медные ручки на дверях не чистили с моего последнего визита полгода назад. Здесь не было необходимости прихорашиваться перед клиентами. Клиентов тут никто не ждал.

Я поднялся по голым каменным ступенькам лестницы, прошел через покрытую линолеумом площадку второго этажа и вошел в распахнутую дверь кабинета Саймона Серла. Он оторвался от блокнота, в котором что-то сосредоточенно рисовал, встал и двинулся мне навстречу. Он приветствовал меня крепким рукопожатием и широкой улыбкой.

Поскольку только он здоровался со мной столь радушно, с ним я бывал приветливее, чем с кем-либо еще. Впрочем, встречались мы редко и то лишь по делу и еще иногда заходили на обратном пути в пивную, где он предавался алкогольным возлияниям и дружеским излияниям, а я ограничивался порцией виски и больше помалкивал.